Исполнитель
Шрифт:
– Нет, друг, это очень серьёзно. Я всегда чувствую, что со мной произойдёт. Религия и мои политические убеждения здесь никакой роли не играют, – объяснил очень спокойно Мачадо. – Ты мне скажи, выполнишь мою просьбу или нет?.
– Конечно, Пабло. – Заверил Александр.
– В моём вещевом мешке ты найдёшь письмо в подписанном конверте. Это моё последне письмо тёте Исабель. В нём я признаюсь ей во всем и прощу прощения. Напиши ей как я погиб, вложи в этот же конверт и отправь…
– Пабло,
– Также отправь тёте все фотографии, особенно военные, – спокойно продолжал объяснять Мачадо, – тетрадь, пожалуйста, забери себе. Только ты можешь понять смысл моих стихов и мысли, которые записывал я в дневнике. Обещай мне, Алекс.
– Обещаю тебе, Пабло! Но я уверен, что этого не понадобится, – уверенно произнёс Александр.
– Как знать? – уклончиво ответил его друг.
Двадцатого декабря во время очередного налёта на Барселону франкистской и итальянской авиации, бомбовый удар пришёлся по Ворошиловским казармам. В это время Быков и Мальцев находились в городе. Не успели они появиться на территории казарм, как их вызвал к себе подполковник Овьедо.
– Товарищи, я прошу Вас о помощи. Это не приказ, а именно призыв к солидарности и помощи. Я, конечно, понимаю, что вы ждёте транспорт для эвакуации из страны.
– Говорите, товарищ подполковник! – перебил Овьедо Быков.
– Во время налёта у нас погибли десять человек и пятнадцать раненых. Есть тяжёлые. Среди них и помощник начальника штаба бригады Пабло Мачадо.
Услышав это, у Александра защемило сердце.
– Чем мы можем помочь, товарищ подполковник? – спросил Быков.
– Я знаю, что Алекс умеет водить машину. У нас не осталось ни одного водителя. Надо перевести раненых в Гирону в местный госпиталь. Здесь никого нельзя оставлять, потому что националисты уже находятся на подступах к Барселоне. Наша бригада уже сегодня должна занять оборону в южной зоне города.
– А где эта Гирона? – поинтересовался Быков.
– Восемьдесят километров к северу от Барселоны. Два часа туда. Полчаса займёт выгрузка и размещение раненых и два часа назад. Получаетя около пяти часов, – объяснил комбригады.
– Давай, Мальцев! Надо людям помочь! Не волнуйся если судно прийдёт, мы без тебя не отчалим! Будем ждать сколько нужно! – приказал Быков, – да и вещевой мешок не забудь взять. Он должен быть с тобой и документы!
– Есть! – ответил Мальцев.
Александр быстро сбегал в комнату схватил свой вещевой мешок, сунул туда миску, ложку, нож, спички, флягу, фотографии и все документы. Через несколько минут он стоял во дворе у крытого брезентом грузовика марки "Маратон", которые с середины двадцатых годов производил испанский филиал Дженерал Моторс.
На носилках подносили раненых и
– Алекс, – услышал тихий голос Мадьцев. Это был его лучший друг Пабло Мачадо, которого только что принесли два санитара.
Бледное лицо. Синие губы. Он больше не смог произнести ни одного слова, а только молча показал глазами на свой вещевой мешок, лежащий на одеяле, которым был укрыт раненый.
– Держись, дружище! Всё будет хорошо! Сейчас поедем в Гирону, в госпиталь! – подбодрил Александр Пабло и погладив его по голове, забрал вещмешок.
Дорога была хорошая, но сзади в кузове находились тяжелораненые, поэтому Мальцев ехал со скоростью двадцать пять километров в час.
– К вечеру не успею вернуться в Барселону, – понял он, – но что поделаешь. Приеду завтра. Раненых бы довести благополучно. Через три с половиной часа он въехал на территорию небольшого госпиталя, устроенного в здании средней школы. Сидевший рядом санитар, быстро вылез из кабины:
– Алекс, ты отдохни! Попей водички, а мы сейчас выгрузим раненых и поедешь назад.
– Хорошо! – согласился Мальцев и, взяв свой вещевой мешок и мешок Мачадо, пошёл искать колонку.
– Бум! Бум! Бум! – задрожала всё вокруг. На том месте, где минуту назад стоял грузовик с ранеными сияла огромная воронка. Теперь бомбы сыпались на здание госпиталя. Крики, проклятия всё смешалось. Несколько франкистских самолётов, упражнясь в меткости, безнаказанно сбрасывали бомбы на госпиталь, на крыше которого был нарисован огромный красный крест.
– Где же их зенитки? Почему они молчат? – почти плача кричал Мальцев, укрывшись в сточной канаве далеко от госпиталя.
Минут через пятнадцать самолёты ушли. Александр попытался приблизиться к зданию госпиталя, но это было невозможно. Всё горело. Откуда-то доносились слабые крики людей. Вокруг не было ни одной живой души. Послышались завывания пожарных сирен.
– Всё, мне здесь делать нечего! – сказал вслух Мальцев и неожиданно для самого себя разрыдался.
Он вернулся в Барселону только ночью следующего дня. Ворошиловсие казармы были пусты. Бригада Овьедо обороняла южные подступы к Барселоне, а Быкова не было.
– Где же ты, Иван Терентьевич? – спрашивал в отчаянии самого себя Мальцев, бродя по пустым казармам. В ответ слышался вой зимнего ветра влетавшего в разбитые стёкла.
Только на следующее утро, в порту, Мальцеву удалось узнать, что вчера, в полдень, какое-то советское судно часа два стояло на рейде. Нашлись свидетели, которые утвержали, что на нескольких шлюпках туда доставили большую группу людей.
– Ах, Быков, Быков! Бросил меня! Не дождался! – в отчаянии кричал Мальцев, глотая слёзы.