Исповедь черного человека
Шрифт:
— Юрий Васильич, вас к телефону.
— Глафира телефонирует? — осведомлялся тот.
— На этот раз Зинаида.
Действие «закона Флоринского» Иноземцев впоследствии на себе самом не раз испытал.
Как ни велика была загрузка в вузе и на предприятии, откуда-то бралось у него время на отдых, на спорт в частности. Вообще, тогда было ощущение, что молодые люди занимаются физкультурой больше, чем нынешние. Наверное, чувство правильное: ведь если вычесть тех парней и девушек, что гоняют нынче на скейтах, роликовых коньках, сноубордах, а также играют в бильярд и боулинг, и перебросить их в традиционные виды: волейбол, коньки, плавание, бокс, которыми занимались их деды, процент получится одинаковый.
И вот в середине марта, в одну из суббот, Владик вместе с другом и соседом Радием отправились на каток. Вилена Кудимова с ними не было, он как раз вовсю обтяпывал свои матримониальные дела.
А что, кстати говоря, поделывал все последнее время Радий? Его ведь тоже, кажется, приглашали на работу в Подлипки? Неужели он, дурачок, манкировал столь лестным предложением? Нет. Радий, конечно, был человеком беззаботным, но не настолько. Да, он снова показал себя товарищем неорганизованным — но безалаберность его коснулась учебы. Он не только не сдал зимнюю сессию досрочно (как Владик), но и завалил один из экзаменов — потому остался в Москве, половину каникул пробегал — пересдавал. Потом домой все-таки на недельку уехал. А тут и учеба началась: где успеть на работу! Более ответственный друг Владислав его, конечно, взгрел по первое число: подобными местами, да еще в Подмосковье, не разбрасываются. Скрепя сердце и с многочисленными стонами Радий все-таки тоже поехал трудиться в подлипкинское КБ.
Когда начался второй семестр, Владик договорился перейти на полставки и ездить на службу не шесть, а три дня в неделю: один раз в свой ДСЗ — «день самостоятельных занятий» в институте (вторник) и в законный выходной, в воскресенье. График у расчетчиков был непрерывный, работа сменная. И еще он трудился в понедельник, с пяти до двенадцати часов вечера. Получалось, что четыре дня в неделю, со среды по субботу, он учится, а с воскресенья по вторник работает. Непросто, зато после получки и стипендии Владислав ощущал себя настоящим Крезом: четыреста рублей стипендия да еще пятьсот зарплата. Почти тысяча рублей! При том, что рос он, как и все его сверстники, в войну и жил впроголодь. Да и на первом курсе пролетал мимо стипендии — питался хлебом и горчицей, что выставляли тогда в столовках бесплатно.
А теперь! Можно не просто есть или, в просторечии, рубать. Можно даже позволить себе рестораны — тот же «Метрополь» или «Прагу». Однако в ту пору молодежи даже при деньгах чудилось в ресторанах нечто порочное, упадническое, стариковское. Что-то буржуазное, тогда это слово однозначно воспринималось отрицательно. Будучи студентом советским (а этот эпитет тогда звучал гордо, без малейших иронических контаминаций), Иноземцев предпочитал гораздо более простые и полезные развлечения. Например, каток.
…Надо напомнить, что в ту пору суббота являлась днем не выходным, а рабочим, правда, сокращенным — заканчивали трудиться советские люди в четыре. Разумеется, это не касалось тех дней, когда горел план или сдавался объект, тогда ишачили и в выходной, и ночью. За месяц работы в КБ у Королева у Владика, правда, создалось стойкое ощущение, что там состояние аврала является постоянным (или, как выражался Юрий Васильевич, перманентным). Но это не вызывало у Иноземцева отторжения — напротив, даже притягивало. С другой стороны, он пользовался тем, что он пока еще пятая спица в колеснице, и вряд ли его благородный труд по исчислению синусов сильно повлияет на судьбу будущего изделия. Догуливал последние денечки. Вот так и отправились в субботу после лекций в парк Горького на каток. И как раз там судьба, которая все подмигивала и подмигивала Владику, передавая ему через разных товарищей приветы от Галины Бодровой, наконец-то решила действовать в лоб — и чуть не лбами столкнула молодых людей. И Владик тогда, наконец, догадался, что, если не воспользоваться гримасой фортуны прямо сейчас, она может и рассердиться на непонятливость — и тогда уж разведет молодых людей в разные стороны навсегда! А потом, усмехаясь, снова столкнет, когда обоим будет уже за семьдесят.
Но, слава богу, они с Галей встретились. Вдобавок Иноземцев был на катке с Радиком, а Галя — с Жанной.
Две подруги тогда, каждая для себя, благоразумно решили, что плохой мир лучше доброй ссоры, и снова стали проводить свободное время вместе, хотя не так часто и не столь близко, как раньше.
Все четверо молодых людей, познакомившихся в Бийске, разумеется, тут же узнали друг друга. Завязался простой и милый разговор. Радий немедленно начал ухлестывать за Жанной. Он прекрасно помнил, как за ней ухаживал Вилен (и даже, кажется, имел в поезде определенный успех). Радику захотелось взять у Слона реванш. Не таким уж он был и беззаботным — немедленно сдал товарища: «Наш Вилен сегодня находится у ног своей будущей жены!» Облачко если и затуманило при этих словах чело Жанны, то лишь на краткий миг, которого студент даже и не заметил. Она с благодарностью стала принимать ухаживания Рыжова. Владику делать было нечего — только оказывать знаки внимания Гале.
Каток, конечно, идеальнейшее место для первого свидания или развития отношений. На начальном этапе — что может быть удобней! Ты, словно бы случайно, как джентльмен, поддерживаешь свою даму за локоток… потом за талию… за попу… Касаешься руки, помогаешь подняться в случае падения… Раскручиваешь… Едешь парой, сцепившись крест-накрест руками… Словом, на катке ухажеры времен пятьдесят восьмого года (впрочем, как и нынешние) могли продвинуться гораздо далее, чем позволяли обычные свидания с посещением кино, театра или даже ресторана.
Как воспитанные люди, друзья в тот вечер проводили девушек домой, до их общежития в Лефортове. Когда возвращались обратно, склонный к романтике Владислав даже подумал: как хорошо! Мы с другом не только учимся вместе, но и работаем, и за двумя подружками ухаживаем! Как все-таки благосклонна и интересна бывает судьба! Договорились встретиться с девушками у парка через неделю, в тот же час.
Спустя неделю появилась одна Галя. А что же Жанна?
— Она приболела. Простыла. Нос заложен, кашель, и температура поднялась. Велела кланяться.
Радий решил: неужто я не джентльмен — и совершил то, что от него, наверное, ожидалось: бросился в общежитие навещать. Галя с Владиславом остались одни, не считая массовки на катке. За прошедшую неделю чувство Владика к девушке как раз кристаллизовалось. Ему было приятно с ней, интересно и весело. К тому же она была чудо как хороша в своем белом свитере, раскрасневшаяся от коньков, с черной косой. Плюс, когда он касался ее руки, испытывал нечто похожее на легкий удар тока.
Иноземцев решил, что он влюблен. Они катались, разговаривали, и каждое ее слово казалось исполнено тайного, скрытого смысла, понятного лишь влюбленному, любящему сердцу.
Он, к примеру, спрашивал:
— Читала ли ты Ремарка?
— О да! — отвечала она. — «Три товарища» прекрасная книга. Самая лучшая на свете про любовь, на мой взгляд.
— А разве этот роман уже переводили? Я только «На Западном фронте без перемен» прочел.
— А я читала в оригинале. Мне тетя из ГДР привезла.
— Ты знаешь немецкий?!
— Ну, как говорится, со словарем. Я ведь будущий учитель.
— А я только инглиш знаю. «Хау ду ю ду, хау ду ю ду, я из пушки в небо уйду!» — пропел он с якобы американским акцентом.