Исповедь черного человека
Шрифт:
— Мне тут в «Студию молодых актеров» билетики достали. Да, ту самую, которой Олег Ефремов руководит [2]. Составишь компанию?
Лера, конечно, смерила его взглядом и вопросила в лоб:
— Ты что это, Кудимов, ухаживать за мной взялся, что ли?
Он к Лериной прямоте был подготовлен и ответил тоже напрямки:
— А почему бы и нет?
Спектакль — «Вечно живые» по пьесе Розова — девушку растрогал, она в конце аж всплакнула. Да и парня спектакль перепахал. Кудимов сказал, что не думал, что по фильму «Летят журавли» еще и пьесу поставят, а Лера улыбнулась: «Ох, да ты у нас совсем девственный!» — и объяснила, довольно
Вилен проводил девушку к ней на Кутузовский. Она на прощание чмокнула его в щеку. Вышло как-то чересчур по-товарищески.
Товарищеские отношения теперь уже никак не устраивали Слона. На следующий день он достал билеты в Большой, на Лемешева, и опять пригласил Леру. Для того чтобы жениться, ему требовалось овладеть ею. А чтобы овладеть — нужно было начать относиться к ней не как к товарищу, а как к женщине. Надо было убедить себя ее возжелать.
Проблем с этим, на самом деле, не возникло. Недаром папаша-майор говаривал ему: «В твои годы меня даже забор некрашеный возбуждал!» Так и с Лерой — достаточно было лишь первый раз притянуть ее к себе в подъезде на Кутузовском, как пришла страсть, и Слон вдоволь помял девушку на широком подоконнике парадного. Она вырвалась от него вся раскрасневшаяся, тяжело дышащая — убежала в свою квартиру, словно в спасательную шлюпку прыгнула.
А там и Восьмое марта наступило, и, словно само собой разумеющееся, ее родители отправились на дачу, а он, в единственном числе, был приглашен к девушке домой. Вилен явился с шампанским и целой клумбой мимозы. После того как они выпили, переместились на диван, он довольно долго сражался с ней, освобождал от чулок, подвязок, платья, комбинации, зато в конце пути его ждал бонус: Лера оказалось совсем не девушкой, поэтому сверхусилий не потребовала, чем обеспечила Вилену на всю дальнейшую совместную жизнь определенное моральное и тактическое преимущество.
После того как все произошло, Лера достала из холодильника импортный напиток «Мартини», а из папиного кабинета принесла американские сигареты. Они пили, курили в постели, и она легко сказала:
— Теперь ты понимаешь, что должен на мне жениться, как честный человек?
Он вяло молвил:
— А я готов.
Девушка, усмехаясь, сказала:
— Я, конечно, понимаю: у нас распределение, и тебе надо зацепиться в Москве, поэтому ты меня вдруг взял, рассмотрел и выбрал. Но ты не думай. Может, на самом деле это не ты, а я тебя выбрала, а? Ты ведь неглупый, пронырливый и настойчивый, Вилен. По-моему, ты далеко пойдешь — если, конечно, милиция не остановит. Ну, а если будешь вести себя со мной как положено, я готова служить тебе надежным тылом. Впрочем, не ликуй уж так явно. Еще ничего не решено. Ты еще должен моим родителям понравиться. У меня, знаешь, отец ух какой строгий. А сейчас иди в ванную, помойся, а потом возвращайся сюда и жди.
Он так и сделал, а она вышла к нему из другой комнаты в халатике на голое тело, а потом его сбросила, и Слон оценил, что у нее очень даже неплохая фигура. Молодой дружок его снова резко вздыбился, однако девушка накинула на него попонку в виде марлевого бинтика и приникла к нему губами. Вилен не только никогда ранее не пробовал утех подобного рода, но даже и не думал, что они существуют.
Понравилось ему очень.
Глава пятая
Владик
Апрель 1958 года
Королева Сергея Павловича в «ящике» обожали и боялись. Он был тут как Саваоф или громовержец. Никто даже не сомневался, что он может все, и если бы в один прекрасный день о нем сказали, что он, дескать, ходил
Как и положено о боге, в конструкторском бюро об ЭсПэ (его все звали так, сокращенно от имени-отчества) рассказывали легенды. И далеко не все из них были сочинены (как бывало в случаях с богами натуральными, из священных книг). Историй о местном идоле Владик наслушался уже в свой первый месяц в Подлипках.
Рассказывали, к примеру, как однажды он собрал весь ареопаг своих заместителей, вызвал начальников отделов, пригласил со смежных предприятий других главных конструкторов — народ думал, предстоит долгое и сложное совещание по одному из самых животрепещущих вопросов. А когда все собрались, ЭсПэ только и молвил:
— Партия и правительство поставили перед нами задачу: в ближайшие два года доставить герб Советского Союза на Луну, — и закрыл совещание.
О том, что Королев страшен в гневе, говорили все подряд. И чуть ли не каждый из соратников, как выяснилось, успел почувствовать на себе самом всю его силу. Не у одного и не у двух замов и прочего руководящего звена ЭсПэ отнимал пропуск, орал: «Ты уволен!» — и разрывал документ в клочки. А когда бывали на полигоне или, как говорили, «на ТП» — технической позиции, тогда Главный обычно орал провинившемуся другое: «В Москву у меня по шпалам пойдешь!» И за вранье, безответственность, лень или халтуру и впрямь увольнял безжалостно. А вот если «увольнение» следовало после того, как соратник добросовестно заблуждался или перечил, отстаивая свое мнение, — Королев обычно звонил такому сам, через два-три дня: «Ты что это не на работе?» — «Так вы же меня, Сергей Палыч, выгнали». — «А теперь снова принял».
Рассказывали в конструкторском бюро байки и о совсем животрепещущем: например, как полетел первый спутник. В ОКБ-1 все, конечно, ведали, что ракета для него создавалась не специально. Носитель был предназначен для ядерного боезаряда, и когда, наконец, изделие несколько раз, без осечки, долетело до полигона на Камчатке, Королеву и другим главным конструкторам дали звание Героя Соцтруда. Но ЭсПэ был ведь человеком неуемным. И еще — увлеченным романтиком. И он, как и все его соратники, знал, что американцы (или, как главный конструктор их звал, «американе») работают над первым искусственным спутником Земли. Опередить их было для советских людей — святое дело!
ОКБ-1 и смежники начали разрабатывать тяжелый спутник, ведь королевская ракета-носитель была способна закинуть на орбиту аж несколько тонн. Тяжелый спутник мастерили долго, смежники подводили, и тогда Королев (весь нетерпение!), чтобы опередить несчастных «американов», за которыми он со всею пристальностью следил, решил сперва вывести на орбиту спутник простейший — его так и в документации стали называть: ПС-1, простейший спутник номер один. (Однажды кто-то оговорился и при Королеве назвал спутник не ПС, а ЭсПэ. Тот был в хорошем настроении и бросил: «СП — это я, а спутник — ПС».) ПС-1 и впрямь был «простейшим», весом всего восемьдесят килограммов, он и состоял только из передатчика, батареи и антенн.
Королеву очень нравилось, что первый спутник оказался в виде шарика. В редчайшие лирические минуты, которые даже у него все-таки бывали, он сказал: «Красивый он у нас получился». Кто-то возразил ему было, в том духе, что внешний вид для изделия далеко не самое главное, а ЭсПэ завелся: «Вы не понимаете, он у нас еще в музеях будет стоять!» И ведь как в воду глядел: нет нынче музея авиации и космонавтики без спутника: макета, модели или, на худой конец, рисунка или чертежа. И нет без него истории двадцатого века.