Исповедь экономического убийцы
Шрифт:
Несмотря на конфликты, и Вашингтон, и Уолл–стрит всегда воспринимали Колумбию как важнейший фактор в продвижении американских политических и коммерческих интересов по всему континенту. Это определялось, помимо важного географического положения Колумбии, несколькими факторами, в частности пониманием, что лидеры в этом полушарии исконно с особым вниманием и каким–то историческим почтением взирали в сторону Боготы. Немаловажным было и то, что страна поставляла многие товары, пользующиеся спросом в США: кофе, бананы, ткани, изумруды, цветы, масло и кокаин, а также представляла собой рынок сбыта для нашей продукции и услуг.
Одними из наиболее важных услуг, которые мы продавали Колумбии в конце XX века, были инженерные и строительные. Колумбия походила на многие страны, где мне довелось работать. Было относительно легко доказать, что страна может значительно увеличить свой внешний долг, а затем выплатить его как за счет продажи природных ресурсов, так и за счет прибылей, получаемых от реализации проектов.
Так, значительные инвестиции в энергетические системы, автомагистрали и телекоммуникации могли помочь Колумбии начать разработку обширных запасов нефти и газа, а также освоение амазонских территорий; эти проекты, в свою очередь, принесли бы доходы, необходимые для выплаты как самого долга, так и процентов по нему.
Это было в теории. Однако на самом деле наша задача, как и во всех остальных странах, заключалась в том, чтобы подчинить себе Боготу для расширения глобальной империи. Моя работа, как и раньше, состояла в том, чтобы доказывать обоснованность непомерно больших займов. К несчастью, у Колумбии не было Торрихоса; соответственно, по моим представлениям, у меня не было другого выбора, как выдавать дутые экономические и электроэнергетические прогнозы.
Если не считать случавшихся порой обострений чувства вины за свою работу, Колумбия стала для меня личным убежищем. Еще в начале 1970–го мы с Энн провели здесь пару месяцев и даже внесли аванс за небольшую кофейную ферму, расположенную в горах вдоль Карибского побережья. Думаю, что если что и могло залечить раны, нанесенные друг другу в предшествующие годы, так это время, проведенное тогда вместе. Но раны оказались глубже, чем я полагал. По–настоящему же узнать страну я смог только после того, как наш брак окончательно распался.
В 1970–х годах МЕЙН получила несколько контрактов на разработку различных инфраструктурных проектов, включая гидроэлектростанции и распределительные системы для передачи электричества из джунглей в города, расположенные в высокогорье. Мне выделили офис в городе Барранкилья на побережье, и именно там в 1977 году я встретил красивую колумбийскую женщину, которой суждено было изменить мою жизнь.
У Паулы были длинные светлые волосы и замечательные зеленые глаза — не самая обычная внешность для колумбийки. Ее родители эмигрировали из Северной Италии. В соответствии с семейными традициями она стала дизайнером одежды. Правда, она продвинулась в этой профессии, построив небольшую фабрику, на которой шили одежду по ее моделям. Эта одежда потом продавалась в дорогих бутиках в Колумбии, Панаме и Венесуэле. Паула была доброй и внимательной женщиной. Она помогла мне отчасти прийти в себя после крушения моего брака. Благодаря ей я начал потихоньку менять свои устоявшиеся стереотипы поведения в отношении противоположного пола. Кроме того, она во многом помогла мне осознать, к каким последствиям ведут принимаемые в ходе моей работы решения.
Как я уже говорил, жизнь состоит из последовательности случайных совпадений, находящихся вне нашего контроля. Если говорить обо мне, они заключались в том, что я вырос в учительской семье, воспитывался в школе для мальчиков в деревенском Нью–Гемпшире, встретил Энн и ее дядю Фрэнка; в том, что тогда шла Вьетнамская война, и в том, что я познакомился с Эйнаром Гривом. Однако перед лицом этих случайностей нам приходится делать выбор. И вот то, как мы поступаем, какие действия предпринимаем в этой ситуации, и определяет нас как личность. Например, то, что я стал первым учеником, женился на Энн, работал в Корпусе мира, согласился стать ЭУ, — все эти решения и привели меня на то место в жизни, которое я занимал сейчас.
Паула была еще одним случайным совпадением, и ее влияние привело к тому, что я предпринял шаги, изменившие течение моей жизни. До того как я повстречал ее, я вполне мирился с системой и шел в ее русле. Я часто задавал себе вопрос о том, что же я делаю, иногда ощущал чувство вины, но все–таки всегда находил возможность оправдать свое пребывание в системе. Возможно, Паула оказалась в нужном месте в нужное время. Возможно, я бы сделал решительный шаг и без нее; возможно, моя работа в Саудовской Аравии, Иране и Панаме подтолкнула бы меня к каким–то действиям. Но я уверен, что так же, как Клодин сыграла важнейшую роль в моем решении вступить в ряды наемных убийц, так и другая женщина, Паула, стала именно тем катализатором, который был мне тогда нужен. Она убедила меня заглянуть в глубь себя, и я понял, что никогда уже не смогу стать счастливым, если буду продолжать исполнять все ту же роль.
Глава 22. АМЕРИКАНСКАЯ РЕСПУБЛИКА ПРОТИВ ГЛОБАЛЬНОЙ ИМПЕРИИ
— Буду откровенна, — как–то сказала Паула, когда мы сидели с ней в кафе. — Индейцы и фермеры, живущие вдоль реки, на которой вы строите дамбу, ненавидят вас. Даже жители городов, которые строительство не затронуло напрямую, и то симпатизируют партизанам, напавшим на лагерь строителей. Ваше правительство называет их коммунистами, террористами и наркодельцами, хотя на самом деле это просто люди, живущие со своими семьями на тех землях, которые вы уничтожаете.
Я только что рассказал ей о Мануэле Торресе. Это был инженер, нанятый МЕЙН и недавно подвергшийся нападению партизан на строительной площадке — там, где строилась плотина гидроэлектростанции. Мануэль — гражданин Колумбии, которого наняли только потому, что инструкция Госдепартамента запрещала нам посылать граждан США работать на эту стройку. Мы называли эту инструкцию «правило использования одноразовых колумбийцев». В ней проявилось то, что я постепенно стал ненавидеть. Из–за испытываемых мной чувств в отношении такой политики мне становилось все труднее уживаться с собой.
— Мануэль сказал, что они стреляли из «АК–47» в воздух и по ногам, — говорил я Пауле. — Рассказывал он об этом спокойно, но я знаю, что он был почти в истерике. Они никого не убили. Просто передали это письмо, заставили сесть в лодки и уехать.
— Боже мой, — воскликнула Паула. — Бедняга был в ужасе.
— Еще бы. — Я рассказал ей, что спросил у Мануэля, к какой из двух печально известных партизанских группировок Колумбии они, по его мнению, принадлежали — РАИС или М–19?
— И что?
— Он говорит, ни к тем ни к другим. Но он сказал, что верит тому, что сказано в этом письме.
Паула взяла газету, которую я принес для нее, и зачитала письмо вслух.
— «Мы, те, кто работает каждый день только ради того, чтобы просто выжить, клянемся кровью своих предков, что никогда не позволим построить плотину на наших реках. Мы простые индейцы и метисы, но мы скорее умрем, чем будем со стороны наблюдать, как затапливают наши земли. Мы предупреждаем наших братьев–колумбийцев: прекратите работать на строительные компании». — Она положила газету.