Исповедь Гаритоны
Шрифт:
– Ничего.
Конечно, я была глупа, если надеялась, что он оставит меня в покое после этого, довольно резкого, ответа.
– И все-таки? Почему слезы?
Неужели же я должна объяснять ему, что, глядя сейчас на Кэвина, вспоминаю другого человека, сына времени, человека, которого я любила, именно любила, чьей благосклонности (что за чушь я придумала для себя тогда, как будто можно зажечь любовью камень или лед) я ждала долгих три года. Но этого не скажешь никому. Сказать об этом было бы слабостью, а сейчас я не могу позволить себе быть слабой.
Поэтому я аккуратно вытерла глаза и сослалась на обилие впечатлений,
– Просто устала? Так ли, Лигейя?
Они звали меня Лигейей, эти добрые, самоуверенные мальчики, стремящиеся быть не хуже, чем средневековые рыцари и менестрели.
Я кивнула и постаралась отвлечь его разговором. Да, если я решила, что он похож на Непобедимого, то пусть он будет Непобежденным. Чего ему и желаю, впрочем. Если я вообще могу чего-то желать. Помню, с каким упорством он занимался с Кэвином боем на мечах.
Но сейчас мне не хотелось восхищаться искусством воина. Если совсем честно, мне хотелось, чтобы он ушел. Но все получилось иначе, - ушел Кэвин, а мы остались сидеть там. Почему все получилось так, а не иначе? В эту ночь я, как никогда раньше, желала сына Луны, и многое отдала бы за обладание им. Возможно, кому-то мое желание покажется грязным, но ведь я сама - лунная дочь, и мать, признаться, всегда была благосклоннее ко мне, чем к своим сыновья, даже к лучшим из них.
* * *
Мы познакомились на концерте. Играла моя любимая команда, металлисты-активисты. Но не суть важно, кто играл. Главное, что именно тогда я познакомилась с Нацистом. Это был невысокий, щупленький белобрысый паренек с совершенно не арийскими чертами лица (если не считать голубых глаз) и непомерным самолюбием.
Он с удовольствием пересказывал мне биографию Гитлера и цитировал Ницше. Я оценила это, как подвиг со стороны Нациста. Потому что понять Ницше, а тем более - запомнить его высказывания мог только очень незаурядный человек. Такой, как Нацист. Такой, как я. Внезапно мы оказались на равных. Это было удивительно и приятно одновременно.
А потом мы периодически встречались с ним на различных массовых мероприятиях, так-то: концертах приезжих рок звезд и местных сейшенах. Не понимаю, честное слово, не понимаю, когда его интересы успели измениться. Я тогда изображала из себя сатанистку и носила перевернутый крест, но все это потому, что тогда у меня не было обратной пентаграммы, которую я ношу теперь.
Он играл энергией и силой, не понимая, что он делает. Я чувствовала эту игру, видела эту игру, и она казалась мне барахтаньем в воде кого-то необученного плавать. Или научится плавать, или утонет. И я решила, что нужно отвлечь его от этой опасной забавы, чтобы не дать умереть преждевременно. Теперь, вернись я в прошлое, я не стала бы повторять своего поступка, но жизнь тем и хороша, что нам не дано исправить сделанные ошибки.
Я подошла к нему, и, взглянув, как бы вскользь заметила:
– Энергией балуешься?
От удивления он резко прихлопнул начавший образовываться шарик энергии и вскрикнул. Обжегся. Поинтересовался мрачно:
– Откуда ты знаешь?
Я пожала плечами. Ответ мой был лаконичен, и, в то же время, несколько вызывающ:
– Вижу.
А что еще я могла сказать? Я действительно видела энергию, с которой он играл, это не составляло мне труда, она была весьма примитивна. Однако Нациста мое заявление, похоже, удивило:
– Ты что, имеешь отношение к магии?
– Конечно. Неужели ты только что догадался об этом?
Мне казалось, что о моем увлечении магией знают все, без исключения. Наверное, я заблуждалась. Не так уж часто я применяла свои возможности в обыденной жизни. Такого не бывало, не было необходимости. Впрочем, я могу сказать вот что: пару раз я использовала гипноз, и мне это великолепно удавалось. Но это так, по необходимости.
Польщенный моими знаниями, Нацист рассказал мне о себе и о компании, которая плодила подобных ему придурков. Он говорил, что они зовут себя инквизиторами. Если учесть все натяжки (а в такой ситуации натяжек было великое множество) выяснилось, что по убеждениям эта тусовка (называть ее организацией язык не поворачивается) была близка к ведьмакам.
Но только по убеждениям. Методы у них были ничуть не хуже сатанистов, а обычай приносить жертву своим родителям (конечно, они становятся сильнее от таких жертв, но, в общем, это ничего не меняет) поверг меня в уныние. Ха, я не боялась стать убийцей. Когда-то все равно придется, реально или косвенно. Но я могла бы убить человека, а убивать ни в чем не повинных животных мне как-то сложнее. Может быть, потому, что один из моих астральных обликов - кошка?
Магистром оказалась девушка, которая суется во все без особой на то необходимости. Ее называли Черной Тенью, но, по-моему, ее сила не располагала к подобному почитанию. Да, она была третьерожденной, как я и Нацист, и переиграла прежнего магистра, но так не могло продолжаться до бесконечности. Со мной ей сладить было бы много сложнее, ведь я пользуюсь особой благосклонностью моей матушки. Быть может, потому, что я жрица в ее храме.
Итак, Черная Тень с любопытством рассматривала меня, и (я это чувствовала, но лишь невинно улыбалась в ответ) пытаясь пробить мой защитный кокон. Это было, по крайней мере, смешно. Все, кто пытался проделать со мной подобное раньше, получали лишь жуткое разочарование в своих способностях и ужасную головную боль. В интересах матери было защитить меня от подобных посягательств, тем более что она сама - одна из демонесс-хранительниц.
Черная Тень не увидела ничего, что могло бы ей помочь познать меня. Я сама назвала ей имя своей матери. У нас оказалась одна и та же мать, хотя Черная Тень звала ее другим именем. У моей матери очень много имен. Достаточно много для того, чтобы запутать простых смертных. О моем отце мы не говорили. Было ясно, что ведет меня мать (Черную Тень ведет отец, бог-громовержец) и разговаривать нужно именно с ней.
Черной Тени нужно было мое могущество (оно только зарождалось тогда, но его хватило бы на то, чтобы поднапрячься и скинуть Черную Тень в ту грязь, из которой она выползла), моя сила, моя воля и мое послушание. Я всегда была дерзкой и самоуверенной. Властвовать надо мной - дело не легкое, я не каждому это позволю.
Но мне было интересно, что Черная Тень придумает, чтобы заманить меня, и я сделала вид, что останусь, если она сумеет хорошенько меня заинтересовать. Она сделала для меня хоть что-то: просканировала и сообщила мне мое имя. Имя красивое, как раз для серебряной драконицы, каковой я и являюсь в своем первом облике: Гаритона.