Исповедь отца сыну
Шрифт:
Так прессуется время только на киноленте, только во сне, только в воображении: секунды равняются часам, минуты — дням, часы — месяцам, а дни — годам.
Однако моя фантазия, чувствую, подводит меня: эти первые месяцы, первые три-четыре года развития ребенка в действительности равны миллионам лет развития человечества. Ведь я, глядя на своего сына, становлюсь свидетелем удивительного явления, дошедшего до меня из тысяч горизонтов времени. Я свидетель того, с какой гармонией природа-мать за миллионы лет бесконечных стараний заложила в первые три-четыре года жизни ребенка суть
Уму непостижимо!
Можно ли переставать восхищаться этим зрелищем, сколько бы миллионов раз ни повторялось оно перед нашим взором!
Я — как часть природы, ее суть, ее венец, я как папа, как мама, как творец и человек среди подобных мне людей, спешу стать соучастником природы — созидать Человека, превосходящего меня и предназначенного людям.
В тебе пробуждаются силы.
Так же начинает пробуждаться вулкан.
Вокруг тебя все начинает сотрясаться, как вокруг вулкана.
Люди боятся землетрясения, извержения вулкана.
Папы и мамы тоже боятся, когда их ребенок начинает извергать свои силы.
Из многих квартир можно услышать несуразные вопли разболтанной педагогики: «Нельзя… нельзя… не трогай… угомонись… не бросай., не ломай… вылезай немедленно… угомонись… угомонись…Ой!»
Тысячи детей в тысячах квартир как бы сговорились между собой: они одновременно могут зацепиться за скатерти, накрытые в честь гостей, потянуть их за собой, и в доме раздастся такой грохот, что соседи этажом ниже с ужасом схватятся за головы. Мамы придут в отчаяние, папы раскроют ладони правой руки, готовясь свершить правосудие, бабушки и дедушки мигом встанут на защиту своих внуков. А те в это время могут ликовать, торжествовать, хохотать до упаду.
«В ребенке злое начало», — поспешат прокомментировать некоторые.
«Надо заглушить это начало», — поспешат посоветовать другие.
Я не могу представить себе, что случилось бы с вулканом, если бы люди закупорили его в кратер и лавина не смогла бы извергаться из него. Но я вполне отчетливо могу предвидеть, основываясь на научных знаниях, что может произойти с ребенком, если папы и мамы будут воспитывать его, предварительно связав ему руки и ноги. Силы, стремящиеся к извержению, приглушатся, бессильными станут не только руки и ноги, но и ум. Развяжи года через два воспитанного таким образом ребенка — и ему, возможно, никогда не вздумается кубарем скатиться с горы или усовершенствовать жизнь.
Какое там злое начало! Ребенок стремится, сам этого не понимая, развивать свои возможности, умения, способности, которыми так щедро одарила его природа.
Он ищет среду, заполненную трудностями. Он чувствует — ему необходимы трудности, именно трудности. Он неугомонен. И вдруг…
Он кладет игрушку в рот. — «Брось, тьфу-тьфу!»
Он лезет под кровать. — «Вылезай!»
Он залезает на диван, чтобы спрыгнуть с него. — «Слезь!»
Он пытается опрокинуть стул. — «Не смей!»
Он бегает по комнатам, ведя за собой паровоз и пыхтя, как паровоз. — «Хватит!»
Пытается разобрать заводную игрушку. — «Нельзя!»
Задает вопрос за вопросом: почему? кто? что? — «Замолчи!»
Как быть с бабочкой? Может быть, оторвать ей красивые крылышки, чтобы она не утомляла себя своими полетами от цветочка к цветочку и не портила эти цветы?
Меня пугает и индифферентность некоторых пап и мам, разрешающих ребенку делать все, что ему вздумается — «Пусть!».
Ребенок рвет красочно оформленную книгу. — «Пусть!»
Ломает красивую вазочку. — «Пусть!»
Отрывает голову кукле. — «Пусть!»
Дергает маму за волосы и визжит. — «Пусть!»
И воспитываются дети в очень многих семьях под давлением всезапрещающей императивности взрослых или всеразрешающей хаотической дозволенности.
«Дети оказались в империализме взрослых. Надо их спасать!» — негодуют некоторые теоретики и призывают к священным крестовым походам за освобождение детей. Да, империализм надо ломать и низвергать. Но нужно остерегаться и того, чтобы взрослые не оказались под диктатурой детей.
Диктатура взрослых, царящая во всезапрещающем волевом воспитании, или диктатура детей, расцветающая во всеразрушающем хаосе, несут одинаково горькие плоды — разрушенную судьбу ребенка. Тут нельзя искать золотую середину. Между императивным и вседозволяющем воспитанием середины нет. Есть только единственно правильный подход к воспитанию — гуманный.
РАЗВИТИЕ
Зачем ребенку трудности?
Как зачем? Чтобы преодолевать их.
Зачем же создавать трудности, а затем преодолевать их?
Нельзя ли без них?
Нет нельзя.
Трудности в физическом, умственном и духовно-нравственном развитии ребенка — это ступени, преодолевая которые он поднимается на пьедестал человечности. Ребенок чувствует — ему необходимо укреплять свои силы и задатки в преодолении трудностей. А нам необходимо готовить ему эти ступени, каждая из которых будет побуждать к деятельности его физические и духовные задатки.
Я расстилаю ковер, и мы с сыном садимся на него. Я выбираю цветную пластмассовую игрушку и кладу ее на ковер подальше от него. Он без особого труда подползает к ней, мигом овладевает ею — и тут же сует в рот. Затем забрасывает ее под кровать.
Я беру другую игрушку и кладу ее еще дальше, чтобы труднее было до нее добраться. Но расстояние оказалось слишком уж большим, и у него, возможно, пропал бы всякий интерес к игрушке, не придвинь я ее чуть ближе. Он возобновляет наступление, а я измеряю расстояние от первоначального его места на ковре до игрушки. Это «зона ближайшего развития» в ползании за овладение игрушкой. Так постепенно я буду отодвигать игрушку все дальше и дальше…
Сын подрастает — ему полтора года. На том же ковре мы боремся. Он любит борьбу с отцом. Потеет, пыхтит, но не отступает. Я чувствую, как напрягаются его мышцы, заставляю крутиться, падать, может быть, причиняю даже боль. Он ликует, он победил, но ценой каких усилий, знаю лишь я. С каждым разом я усложняю его путь к победе. Он огорчается, когда падаю сразу. Нет, он не хочет, чтобы победа досталась ему без труда, без усилий…