Исповедь послушницы (сборник)
Шрифт:
Собрав свою волю в кулак, Армандо бросил в спину уходящего человека мысленный приказ остановиться. Мануэль замедлил шаг и обернулся:
– Вы считаете, это я виноват в гибели Асусены?
– Я вас не обвиняю. Прислушайтесь к голосу сердца, к голосу вашей совести.
Мануэль вспомнил слова Хелки: «Ты скачешь на мертвой лошади, ты не видишь снов, которые могут показать тебе твое будущее, не умеешь слушать свое сердце, к тому же ты ничего не помнишь».
Чего он никогда не сможет забыть, так это высокомерного, холодного, желчного лица этого человека, его сверлящего взгляда, источающего
Внезапно он почувствовал, что его эмоции требуют немедленного выхода, и он набросился на инквизитора. Во взоре Армандо одновременно вспыхнули испуг и торжество. Это было то, чего он боялся и ждал.
Инквизитор схватил со стола тяжелый подсвечник и швырнул в Мануэля, а другой рукой яростно дернул звонок.
Когда служители инквизиции вбежали в комнату, они увидели, как незнакомец душит лежащего на полу Армандо Диаса. Мануэля оттащили и скрутили ему руки. Армандо поднялся, потирая горло. В его взоре читалось удовлетворение.
– Этот человек хотел меня убить. Вы это видели, и вам придется выступить свидетелями.
Когда Мануэля увели, Армандо позвал одного из младших служащих и приказал:
– Отправляйтесь на квартиру Асусены Альманса, обыщите ее еще раз. Уничтожьте все личные вещи, в том числе бумаги, если таковые найдутся. Все, что вызовет подозрение, доставьте ко мне.
– В Святую палату?
Инквизитор задумался.
– Нет, лучше домой.
Армандо возвращался в свой дом разбитый и больной от слабости. Кажется, ему удалось устранить главное препятствие, и все же у него создалось впечатление, что даже эта победа похожа на поражение.
Косые лучи вечернего солнца освещали крыши домов, а узкие улочки тонули в тени. Внезапно Армандо подумал о том, что никогда не видел моря, огромного неба с облаками, напоминающими стадо овец, неистового пламени заката на воде, не ступал по шелковистому, будто тающему под ногами песку, не слышал равномерного, как биение сердца, плеска волн и резких криков чаек, похожих на белые молнии.
Его жизнь была втиснута в узкие рамки, которые было невозможно раздвинуть.
Возле калитки его ждал один из младших служителей инквизиции, которого он отправил на квартиру, где жила Асусена Альманса, а с ним – какие-то странные люди, женщина и мальчик.
Армандо приподнял брови и вопросительно взглянул на подчиненного.
– Я не обнаружил ничего интересного или значительного, – доложил тот. – Однако в квартире находились эти люди, и я решил задержать их.
– Они пытались бежать?
– Нет. Я велел им идти за мной, и они послушались.
Армандо посмотрел на женщину. Лицо человека, сильного духом и хранящего море тайн, запечатанные гордостью и мудростью уста, а глаза… К удивлению инквизитора, женщина без малейшего содрогания выдержала его взгляд, способный вывернуть душу человека наизнанку. Армандо удивился еще больше, когда то же самое произошло с мальчишкой. Этих двоих защищало древнее могущество их народа, не привыкшего склонять голову даже перед смертельной опасностью.
Разумеется, ребенок ничего не понял, но женщина – инквизитор был уверен в этом – оценила его способности и силу.
Армандо решил допросить незнакомцев без свидетелей. Он отпустил подчиненного и сказал женщине и мальчику:
– Пройдите
Они спокойно приняли приглашение. Армандо провел женщину в кабинет, а мальчишке сказал:
– Подожди за дверью.
Женщина только казалась безучастной, на самом деле она пристально наблюдала за ним. Армандо не мог определить ее возраст. Если судить по черным как смоль волосам и гладкой коже, она была молода, но ее закалка свидетельствовала о большом жизненном опыте. Внутренняя сила этой странной женщины приводила Армандо в замешательство.
– Кто ты такая? Откуда ты? Как очутилась в том доме? К какому народу принадлежишь?
Он задал ей слишком много вопросов, и это выдало его волнение.
– Я из племени мапуче. Жила по ту сторону большой воды. Мы попали на корабль случайно, когда спасались от урагана. Нам пришлось приехать в этот город вместе с незнакомым нам человеком, потому что мы не знали, куда идти.
– Ты говоришь о Мануэле Фернандесе? – Голос Армандо слегка дрогнул.
– Я не помню его имени. Он привел нас в дом, из которого мы пришли сюда.
– Что ты знаешь об этом человеке?
– Ничего, – равнодушно ответила женщина. – Он ушел и велел нам дожидаться его возвращения.
– Куда он отправился?
– Это мне неизвестно.
Армандо перевел дыхание.
– Как тебя зовут?
Она на мгновение задумалась.
– Химена.
– Мальчик – твой сын?
– Да. Его зовут Николас.
– Он полукровка?
– Я не знаю такого слова.
– Ты родила его от белого?
Индианка не ответила. Армандо еще ни разу не встречал такого молчания: любые чувства разбивались об него, словно о глухую стену. Инквизитор подумал, что эта женщина скорее откусит свой язык, чем скажет то, чего она не хочет говорить. Он был уверен, что она не сделала бы этого под самой страшной пыткой.
– Ты свободная?
– У меня нет хозяев.
Армандо кивнул. Он много раз встречал негров-рабов, которых привозили из-за океана, но индейцы не годились для жизни в неволе.
– Что ты намерена делать? Куда ты пойдешь?
Он произнес это с искренним любопытством и удивился, когда в ответе индианки впервые прозвучали нотки растерянности:
– Не знаю. Нам некуда идти.
Армандо разглядывал ее, размышляя о том, что с ней делать. Ее наверняка звали иначе, и он сомневался, что она христианка. Несмотря на это, губить ее было довольно бессмысленно, ибо куда в таком случае девать ее сына? Армандо достаточно было взглянуть на него, чтобы понять: этот мальчишка не сможет жить ни в какой обители, ему нужен простор или хотя бы иллюзия свободы.
В это время Ниол, устав ждать за дверью, незаметно для себя начал осматривать дом. В полупустых комнатах не было ничего примечательного, и он вышел в небольшой, порядком заросший и запущенный сад. Мальчик изумился, увидев там девочку в темной одежде, которая сидела на покрытой мхом каменной скамье и отрешенно смотрела в землю. Если бы не ветер, шевеливший завитки ее рыжеватых волос, Ниол бы решил, что она ненастоящая.
Он сделал несколько шагов и тихонько позвал:
– Эй!
Незнакомка повернулась, и Ниол вновь поразился ее виду, олицетворявшему отчаяние и несчастье.