Исповедь самоубийцы
Шрифт:
— Что-нибудь новое? — льстиво заглядывал в глаза Васятка, протягивая Азизу кружку крепкого чая.
Азиз не ответил. Это его дело — что и кому сообщать, а кому нет. Потому он молча отхлебнул чаю, спокойно обвел взглядом свое «хозяйство».
— Что тут у нас, пока меня не было? — спросил с деланым равнодушием.
Услышал в ответ именно то, что и ожидал услышать.
— Новенького к нам в камеру привели, — зачастил Васятка, довольный тем, что может сообщить Азизу нечто действительно заслуживающее внимание. —
— Что за новенький? — подобный вопрос был вполне закономерен.
— Пока не знаю. Пришел, в угол забился и молчит.
— Пощупать пробовали?
— Пробовали. Молчит. Даже имени не сказал. Ну ничего, ночью с ним разберемся, что за гусь, — сквозь зубы процедил один из телохранителей.
Азиз ничего не ответил. После паузы спросил:
— А кто такой Мокрец?
— Семьдесят шестая, — тут же отрапортовал Васятка номер статьи, которую «шьют» подследственному. — Сидит третий месяц, на допросы вызывают регулярно, похоже, он не «колется». Как-то его избитым с допроса привели…
Расклад становился ясным. Пора было браться за дело.
— Васятка, — едва ли не впервые Азиз обратился к своему «шестерке» ласково и по-доброму. — Тебе сегодня есть персональное задание.
Много ли надо человеку для счастья! Достаточно лишь поверить в то, о чем мечтаешь в глубине души.
Любая «шестерка», самая распоследняя из распоследних, мечтает о том, что в конце концов выйдет хотя бы в «валеты». Не понимает она, бедняжка, что «шестерка» — это не должность и не звание, что это натура, характер, судьба…
Васятка расценил слова шефа именно так, как тому и хотелось: что ему дают задание с целью повысить его воровской статус.
Между тем Азиз повернулся к своим архаровцам.
— Заточку! — велел он.
Те переглянулись. Отдавать личное оружие не полагалось кому бы то ни было.
— Ну! — прикрыл глаза Азиз.
Поколебавшись, один из телохранителей извлек откуда-то остро отточенный кусок арматуры. Отдал его боссу, стараясь при этом, чтобы металлический пруток не попал на глаза никому постороннему. Азиз тоже взял его незаметно.
— Сегодня же вечером «замочишь» новенького, — негромко сказал Васятке авторитет.
Васятка ошеломленно молчал. Причем поразило его в большей степени именно спокойствие, с которым были произнесены эти слова.
— Ч-что? — растерянно переспросил он.
— У тебя уши заложило? — осведомился Азиз. — Я же тебе ясно сказал: сегодня же «замочишь» новенького.
Только теперь Васятка осознал весь ужас положения, в котором оказался.
— Но я… Но я не умею…
Азиз опять прикрыл глаза, обронил небрежно:
— Вот и научишься.
Он знал, что делал. Он просчитал развитие ситуации до мелочей. Сколько уже таких вот дураков промелькнуло рядом с ним. Каждый из них считает себя индивидуальностью, личностью — а все одинаковые, как металлические монеты одинакового номинала.
Он все предвидел. А потому ему было скучно.
Сейчас должен подать голос кто-нибудь из телохранителей…
— Азиз, так ты нам только скажи — мы сами все сделаем тихо и аккуратно, — с обидой в голосе проговорил телохранитель. — Ты же нас знаешь.
«Авторитет» повернул в его сторону голову. Отвечать он не обязан. Но в данном случае снизошел до подручного.
— Надо же и Васятке когда-нибудь начинать учиться, — пояснил телохранителю.
И снова произошло то, что предвидел Азиз.
— Ну а если я найду в камере, кто это сделает? — с надеждой спросил Васятка. — Он сделает, а мы останемся в стороне.
Азиз тяжело и долго глядел на него. Потом пожал плечами, опуская на глаза морщинистые веки.
— Как знаешь, Васятка. — И добавил слегка разочарованно — Хочешь из тебя человека сделать, да, видно, тебе этого не надо…
Васятка исчез. Какое-то время в углу, где разместился Азиз со своей свитой, висела тишина. Тишина, понятно, относительная — в камере гул стоял неумолчный.
— Шеф, тебе с бугра, конечно, виднее, — осторожно, чтобы не нарваться на неприятность, проговорил телохранитель, — но только напрасно ты в такие вещи Васятку посвящаешь. Не тот это человек.
Азиз приподнял веки. Скосился в сторону говорившего.
— И почему же это?
Ободренный вопросом, тот завершил свою мысль:
— Его же чуть прижми — и он все выложит, всех сдаст. И тебя в том числе.
Азиз сделал вид, что призадумался.
Потом обронил:
— Н-да, для всех было бы неприятно, если бы Васятка начал «петь»… Как ты думаешь?
Он кольнул взглядом спрашивавшего телохранителя. И умолк. Главное было сказано. Остальное случится само собой, без его участия.
Сараби-гостиница-Анастасия
…В гостинице, в фойе, Сараби сразу обратил внимание на молоденькую девушку, которая плакала навзрыд, сидя на диванчике. Быть может, он и не стал бы к ней подходить специально, да только к лестнице можно было пройти обязательно мимо нее.
— Чего это она? — спросил киллер у портье, принимая у него ключи.
— А кто ж ее знает? — зевнул тот. — Тут такого вечно насмотришься… Поплачет, да и уйдет. Если не подберет кто-нибудь.
Сараби был сегодня настроен благодушно.
— О чем плачет ребенок? — спросил он, широко улыбаясь, остановившись возле девушки.
Та вскинула на него огромные глазищи. Глядела доверчиво, умоляюще… Киллер почувствовал, что у него как будто в душе что-то дрогнуло. Ему вдруг захотелось приласкать ее. И едва он представил, что ее можно приласкать, захотелось… Захотелось не просто так приласкать, а покрепче, пожарче.