Исповедь Стража
Шрифт:
— Сейчас война, брат. Думай об этом.
— О! Если бы я был из дома Феанаро… Но ведь и ты не ради войны пришел в Эндорэ. Война — это лишь налет на стали жизни. А жизнь выше войны. И вот о ней ты велишь мне не думать? Но будь тысячу раз благословенна та Клятва, что привела нас сюда, — иначе я не узнал бы, каково это — любить. Я не встретился бы с Андрет.
— Брат, сейчас ты не должен думать о ней.
— И это ты мне говоришь, Атандил, Друг Людей? И ты тоже считаешь, что Смертная не пара Нолдо? — Айканаро резко поднялся из-за стола.
— Нет, ты меня не понял, брат. Мы просто разные. И нашей крови не смешаться. Разве что в бою. Так воду не смешать с маслом, даже если растопить его.
— Брат, ты ли это говоришь? Ты же сам знаешь — Эльда любит один раз и на всю жизнь, и того, кого ему суждено любить! Значит, я, Эльда, и она, Человек, — мы суждены друг другу! Значит, мы не разные, брат мой, Атандил, ты сам это знаешь лучше меня.
— Хорошо, брат… Но подумай сам — она недолговечна. Скоро поблекла бы ее красота, а ты остался бы юн. Каково было бы ей? Ты разлюбил бы ее. Даже если не сказал бы этого — разве так тяжело понять? Разве это не унижение — сознавать, что ты ждешь, пока она умрет?..
— Нет! Нет, тысячу раз нет! Разве те фэар, которым суждено слиться, не питают друг друга? Разве я позволил бы ей постареть? Нет. Я сильнее, я не дал бы ей угаснуть!
— Ты сильнее, верно. Но не забывай — не зря дано тебе огненное имя, Ярое Пламя. Вспомни — фэа Куруфинве сожгла его мать, а она была из Эльдар! Так и ты сжег бы ее.
— Я сгорел бы с ней вместе. И пусть. Моя фэа иссякла бы, но мы умерли бы вместе…
— Умерли, говоришь? Ты, кажется, забыл о Даре Единого, брат. Да, вы ушли бы оба. Но ты сам говорил — ты сильнее. А у Эльдар и Атани разные пути. Говоришь — суждены друг другу и в жизни, и в смерти. И вы оба страдали бы оттого, что вашим фэар больше не слиться никогда. Но ты — Эльда, мужчина, ты сильнее, а она — слабая смертная женщина! Что было бы с нею, какие муки приняла бы она?
— Дар… Скорее это дар Моргота, если этот дар разлучает тех, что должны быть вместе!.. Нет, я не отпустил бы ее. Я обнял бы ноги Намо, я сказал бы — ты Владыка Судеб, так не препятствуй же нашим судьбам слиться в одну! Так суждено, так должно быть! Я сказал бы — нет крови сородичей на руках моих, а свое ослушание разве не искупил я тем, что до конца бился за правду Валар, что претерпел и смерть, и потери, и страдания, почти сравнившись в этом со Смертными? Я сказал бы — суди меня, покарай меня судьбою Смертных, пусть я не буду знать своего пути, пусть уйду во Тьму — но ради нее, Владыка, ты же любишь всех Детей Единого, ради нее — позволь мне идти с ней, она не выдержит одна!
Он, тяжело дыша, повернулся к Финроду — больные глаза полны безумного света:
— Брат, может, это вовсе не Дар Единого — наше бессмертие и память? Может, это кара? Или — мы прокляты?..
— Сядь! — резко встал король. — Сядь и слушай. Ты вынуждаешь меня говорить о слишком сокровенном, Айканаро. Да, я виноват перед тобой. Я убедил тебя тогда, вернее, заставил покинуть эту девушку… Я не стану оправдываться перед тобой. Ты мужчина — так умей стиснуть сердце в кулаке! И слушай, что скажу я тебе. Я твой старший брат. Я твой король. Не горячись, Ярое Пламя.
— Слушаю тебя… Прости, брат. Я слушаю.
— Так вот. Это было, потому что я все время вспоминал — «в них слишком много от Моргота». И — не мог, и не могу этого понять! Ведь сказано — Дети Единого, и никто из Айнур не ведал о нас, доколе Отец не дал им сего видения! Так откуда же это — «от Моргота»? Или не все было так? Брат, я боюсь своих слов — но мне кажется, что это Люди — Старшие Дети. Только вот чьи… Дар Эру, говорят нам, — но смерти Арда не знала, доколе не принес ее Моргот! Так чей же это дар? И не было ли так — мы сотворены бессмертными, чтобы отдалить нас от творений Врага, Смертных? Может, так было, и не зря именно он рассказал нам об Атани? Не знаю. И не хочу верить. Наверняка есть объяснение — но я не могу найти его. Пока не могу. Но что же делать с собой — ведь я люблю их, брат, даже если в них и вправду слишком много от Моргота… Меня тянет к ним, как к утраченным и вновь обретенным братьям. И они, с тьмой в душе своей, сражаются на нашей стороне, против Тьмы! Против своих же! Да, есть и у нас усобицы, но Эльдар всегда были на стороне Света, никто ради мести не продался Тьме! А они… И не становятся орками. Я уже ничего не понимаю, брат. И пойму ли? Я путаю местами доброе и злое. Если Смерть — Дар, дающий свободу, то чей? И почему он не дан нам, рыцарям Света? Если это кара, то почему мы, братоубийцы, ослушники, не осуждены на недолговечность и старость? Почему даже наша смерть — игра? И за что же тогда покарали Людей, за какой грех отцов платят дети? Я хочу знать, брат. Только, боюсь, одни не скажут — мне, а у другого не спрошу — я.
О! Вложить в уста самого светлого, самого близкого людям такие слова… Не пытался ли тот, кто это писал, привлечь таким образом сердца и умы Верных? Или, может, это — попытка примирения двух разных мировоззрений? Ах, знать бы, кто это писал! Как же жаль, что невозможно повернуть время вспять, увидеть все своими глазами, спросить самому…
Мы можем лишь предполагать и полагаться на свою совесть…
Дальше…
— Почему же? Сдается, он не обошелся бы с тобой, как с Маэдросом, ты же внимательнее всех слушал его — разве не так?..
— Я Эльда. Я Нолдо. Я внук Финве и племянник Феанаро. Он мой враг. Потому я и не хотел тогда, чтобы ты был с Андрет. Я был с Людьми слишком долго. А быть рассеченным надвое — нельзя. По крайней мере, нам, Эльдар. И я избрал Свет. Я не знаю, как в Людях уживаются две силы: для нас это невозможно. Видишь теперь, что со мной? Я не хотел такого для тебя.
Айканаро невесело рассмеялся.
— Не хотел боли для меня, не хотел боли для Андрет… Брат, неужели ты не понял — не в твоей это воле? Она ведь все равно любит меня, хоть я и бежал… И все равно нам страдать там, за Пределом Жизни, ведь нашим фэар уже никогда не слиться! У нас был только один случай — в этой жизни. О, если бы только она забыла, возненавидела меня!
— Я говорил с ней.
После недолгого молчания Айканаро глухо промолвил:
— Как она?
«Она чудовищно стара. Она уродлива. Она страшно одинока. Она любит тебя…»
— Она прекрасна и молода, как прежде. Она любит тебя. Видит Отец, Айканаро, это правда! Что за дело до ее дряхлой плоти, уродливой оболочки, в которой скрыта ее душа? Она — юная девушка с холмов. Она любит тебя, Айканаро…
— Какой же я трус… Послушный малодушный трус… Мне все равно, что будет со мной, но что я сделал с ней? Ведь у нее одна жизнь, ей уже ничего не повторить…
— Брат, это не твоя вина.
— Ты умеешь убеждать, государь. Но только не сейчас.
…Ночью полыхнули огнем черные горы, сполохи невиданного пламени знаменами качались в небе. Казалось, весь Ардгален в огне.
Братья были готовы уже через полчаса выступить навстречу врагу — врасплох их не застали. Ангарато отправил гонцов к Ородрету и Финроду, в Нарготронд. Отдав приказ, он обернулся к брату и неодобрительно покачал головой:
— Слишком ты горд, Айканаро! Не испытывай судьбу, надень шлем!