Исповедь Стража
Шрифт:
Из глубин моря поднимались новые земли, рожденные из огня и воды, и белый пар клубился над неостывшей их поверхностью.
И была ночь.
…И над ночной пылающей землей на крыльях черного ветра летел он и смеялся свободно и радостно.
И чем же тогда так дурен Илуватар? Он всего лишь Песнь прервал — еще не воплощенную. А здесь — уже существующее уничтожается.
А остальным Валар разве гибель сотворенного ими не причинила боли?
Конечно, я мыслю не как Вала, а как человек, но если ты наносишь удар, то будь готов к ответному.
Кто знает — может, каждое упавшее дерево было как раскаленная игла в сердце Йаванны, а каждый провал среди равнины такой же болью взламывал виски Ауле…
…А Мелькору — радостно…
…С грохотом рушились горы — и восставали вновь, выше прежних. И кто-то словно шепнул: оставь свой след…
Он спустился вниз и ступил на землю. Он вдавил ладонь в незастывшую лаву, и огонь Арты не обжег руку его, ибо он был одно с этим миром.
И на черной ладье из остывшей лавы плыл он по пылающей реке, и огненным смехом смеялась Арта, освобождаясь от оков, и счастливым смехом вторил ей Мелькор, запрокинув лицо к небу, радуясь своей свободе и осознанной наконец силе.
…И был день. И в клубах раскаленного пара, в облаках медленно оседающего наземлю черного пепла встало Солнце, и свет его был алым, багровым, кровавым.
И было затмение Солнца. Оно обратилось в огненный, нестерпимо сияющийсерп, а потом стало черным диском — пылающая тьма, и корона огненных косм окружала его, и в их биении, в танце медленных хлопьев пепла слышался отголосок темной, мятежной и грозной музыки, в нее вплетался печальный льдистый шорох и тихийзвон звезд какмучительная, болезненно нежная мелодия флейты, и стремительный ветер, ледяной и огненный, звучал как низкие голоса струнных, и приглушенный хор горныхвершин — пение черного органа…
…Теперь он стоял на вершине горы. Он протянул руки к раскаленному черному диску, и темный меч с черной рукоятью из обсидиана лег на его ладони, и огненная вязь знаков змеиным узором текла по клинку: Меч Затменного Солнца.
Красиво.
Да, ужасная разрушающая стихия в своем гневе может быть прекрасна. Я помню, как в отрочестве часами стоял на берегу — там, в Арноре, в Новой Гавани, и смотрел на бурю. Хотя это был всего лишь залив Лун, но и там буря была страшна — и притягательна. Мне все казалось — я что-то слышу в реве волн, я что-то сейчас узнаю…
Да, это красиво. Но пусть это и обновление, оно же есть гибель. И в радостном реве бури — отчаянный вопль умирающего живого.
Мне не казались прекрасными дикие визгливые вопли смертельно раненных лошадей и вой того харадца, которому я в бою отрубил руку. Это была первая пролитая мною кровь. Мне было радостно и страшно — до боя. Потом мне было просто худо. А теперь — что ж, привык…
Но зачем Мелькору — меч? Или именно тогда он решил начать войну? Больше — нет примирения? Значит, это было еще тогда…
…Он шел по земле, вслушиваясь в прерывистое дыхание Арты. Он говорил, и музыкой были его слова. И произносил он заклятия, исцеляющие и изгоняющие боль, — тогда ровно и уверенно стало биться огненное сердце Арты и спокойным стало дыхание ее. Настала тишина в мире, и услышал Крылатый тихий шепотнерожденных растений, скрытых слоем пепла. И произносил он заклятия, обращающие смерть в сон, дабы в должный час пробудились в новом мире деревья и травы. Слова его были Музыкой, что дарит жизнь, что творит живое из неживого. Но пока говорил он, вновь рванулось в небо пламя вулкана, и расступилось, и вышли из него новые неведомыесущества, пугающепрекрасные. Пылающая тьма была плотью их, и глаза их — как озера огня. С изумлением смотрел на них Крылатый; и понял он, что, не желая того, сам пробудил их к жизни, ибо были они рождены из пламени земли силой заклятий его. И увидел он, что живут онисвоей жизнью и пришли они в мир, чтобы остаться в нем. Тогда подумал Крылатый: «Не по моей воле, но благодаря мне явились они, и я в ответе за них и не могу оставить их». И стали новые существа свитой его и войском его. Имя он нарек им — Ахэрэ, Пламя Тьмы.Были они иной природы, чем майяр; огонь был их сущностью, и ни смирить, ни укротить их до конца не мог никто. Дети Илуватара, Перворожденные, назвали их Валараукар, или балрогами — Могущественными Демонами. Жизнь их могладлиться вечно, но, еслиудавалось убить их, обращались они в пламя и растворялись в огне земли, ибо не было им дано бессмертной души, но были они воплощением стихии огня, и огонь был сущностью их.
Да, этого следовало ожидать…
Снова — случайно получилось живое. Странно, что творец так плохо умеет управляться со своею силой… Что еще раз подтверждает правоту Илуватара, когда он не стал давать Потаенное Пламя кому попало.
Ну, положим, он еще только учился творить. И сохранил случайно сотворенному бытие — хотя извел творения своих братьев и сестер…
Но разве балрог не приносит живому еще более страшной смерти, чем та смертоносная Весна, которую ТАК увидел Мелькор?
Однако любопытно будет посмотреть, как он поступил со своими новыми творениями. К чему-то ведь приспособил, как и орков потом. А именно — к войне. К истреблению всего, что было «не от мысли его».
Сейчас мне легче было все воспринимать. Все мысли и чувства, которые вызывал у меня этот отрывок, были сходны с теми, которые я испытывал прежде, читая «Хронику Сильмариллов». Пусть другими словами — но суть та же.
Или я не так понимаю?
Да нет, так. Радость разрушения. Разрушить все, а потом создать — свое. Но будет ли лучше то, созданное после Разрушения?
И заслужило ли смерть все то, что было уничтожено?
Как хорошо было здесь видно начало Падения…
Любопытно, что скажет мне Борондир? Неужели он все же почитает своего бога правым во всем? Не знающим ошибок? Безгрешным? Ведь мы — по крайней мере, нынешнее поколение — видим и ошибки, и страдания, и труды Валар. И тем выше почитаем их за то, что этим они близки к нам, за то, что они умеют познавать и преодолевать себя…
Конечно. Поклонники Тьмы просто ОБЯЗАНЫ признавать слабости и ошибки своего Валы. Не ошибающийся, не знающий слабостей, не страдающий бог — такого трудно полюбить.
А тот, кто писал, — он любил Мелькора.
…И было имя первому из Ахэрэ — Нээрэ, Огонь; но под другим именем знали его Смертные и эльфы. Стал он предводителем воинства Демонов Темного Пламени, когда пришло время войны, и Готмог, Воин-Ненависть, нарекли его эльфы. Не знали бессмертные в земле Аман, как пришли в мир эти духи огня, и сочли их — майяр.
Они были могучи и прекрасны. Но они не были Людьми.
А почему бы им и не быть майяр? Раз уж Мелькор сумел создать майя Саурона и еще его братца Курумо, то что же ему не создать так же свободно майяр помельче? Тут бы я толковал по-иному.
…Когда утихла земля, и пепел укрыл ее, словно черный плащ, и развеялась тяжелая туманная мгла, Мелькор увидел новый мир.
Нарушено было равновеликое спокойствие вод и земель, и более не было в лике Арты сходства с застывшей маской. Горные цепи вставали на месте долин, море затопило холмы, и заливы остро врезались в сушу. Пенные бешеные неукрощенные реки, ревя на перекатах, несли воды к океану; и над водопадами в кисее мелких брызг из воды и лучей Солнца рождались радуги. Так мир познал смерть — и вместе с Артой на грани смерти был Возлюбивший Мир.