Исповедь Стража
Шрифт:
— …Смотри.
Сначала он не видел ничего, кроме привычной темноты. А потом рванулось над головой ослепительным светом — раскаленное, огненное, сияющее… Майя тихо вскрикнул и прикрыл глаза рукой:
— Что это? Откуда?
— Сай-эрэ.
— Твоя песнь…
— Нет. Оно было раньше, прежде Арты. Смотри.
И майя смотрел и видел, как огненный шар, темнея — словно остывал кипящий металл, — скрылся за горизонтом. И стала тьма, но теперь он ясно видел в ней свет — искры, мерцающие холодным светом капли.
— Что это?
— Гэлли. Тоже — сай-эрэй, как то, что видел ты. Только они очень далеко. Там — иные миры…
— Тоже — Песнь Единого? Как и Твердь-в-Ничто?
— Они были и до Эру; и он — не единственный творец.
— Почему прежде не видел этого? Не знал?
— Не только ты. Другие тоже. Смотрят, не видя…
Вала надолго замолчал, потом проговорил тихо:
— Ты станешь — моим таирни, если таково твое решение.
Это был миг рождения слова, но майя понял — тайрэ-ирни, сын души.
— Тано… — только и сумел выговорить он, — благодарю, Тано…
И почему-то ему показалось, что привычное это слово — «Мастер» — сейчас обрело иной смысл: в нем было все, что успел испытать майя — тревога и ожидание, страх и радость — огромная, невероятная, и счастливое изумление — словно вот тут, на его глазах, с ним — произошло необъяснимое нежданное чудо.
— А имя твое — Ортхэннэр. — Вала улыбнулся светло и спокойно. — Тебе многое предстоит узнать, ученик…
Слова для Народа Валар — то же, что одежды плоти для Изначальных; они не нужны — можно просто соприкоснуться мыслью. Потому майя недоумевал немного — почему Ступающий-во-Тьме выбрал говорить словами? Но теперь это казалось ему правильным; то, что в Земле-без-Тьмы было игрой с сочетаниями новых звуков, здесь обретало какой-то особенный смысл, и он уже не мог понять, как прежде обходился без слов.
Он учился словам: гэлли — это серебряная россыпь поющих бубенцов в бархатно-черной торжественной вышине ночи — орэ; а одна — гэлэ — искра света, она может лечь в ладонь и нашептывать видения… Сай-эрэ — это высокое и ясное пламя в прозрачно-синем, звонком — айантэ; ласковое, золотисто-зеленое, с шорохом набегающее на песчаный берег, соленая глубина, колышущиеся блики — тэлле. Водяная кисея, сплетение тончайших прохладных нитей — тилле…
— Откуда берутся имена сущему, Тано?
Вала улыбнулся — и в душе Ортхэннэра поднялась теплая солнечная волна:
— Разве ты сам не слышишь?..
Шепот осыпающегося песка — тхэсс. Дыхание ветра в сломанном стебле тростника — суул. Глубокая чаша долины, наполненная туманом, — лаан. Легкий вздох в сумраке — хэа. Свобода и полет, душа, распахнутая ветрам, — раэнэ…
— Почему тогда у тебя и у других Изначальных разные имена сущему?
— Разве все ветра поют одним голосом?
Вала помолчал; его глаза в тени длинных ресниц казались сейчас почти черными:
— А я давно один…
Ортхэннэр помолчал, не сразу решившись задать вопрос.
— Ты сказал странно: фаэрни. Почему?
Неуловимая ускользающая улыбка, золотые искры в зеленых озерах глаз:
— Потому что — не майя. Не рука моя, не орудие в руке. Иной, чем я. Новый. Идущий своим путем. Фаэрни.
— …И чему ты думаешь научиться?
— Всему. Всему, что не знает Ауле.
— Зачем тебе это?
— Чтобы создавать новое. Чтобы знать. Почему ты спрашиваешь?
— Я не хочу, чтобы ты торопился. Сначала разберись в себе. Убедись, что не употребишь знания во зло.
— Но разве знание может быть злом?
— Конечно. Вот, смотри.
Вала поднял руку, и Ортхэннэр увидел на его запястье странный черно-золотой браслет. Нет, не браслет — гибкое, прекрасное существо обвивало руку Учителя.
— Что это?
— Ллисс.
— Я не знал, что такое бывает…
— Рукоять твоего клинка — помнишь?
— Да… Но мне казалось — я просто услышал. Как видение Ткущего Туманы. А тут — живое…
— Протяни руку.
Ортхэннэр повиновался, и чешуйчатое холодное тело змеи обвилось вокруг его запястья.
— Красивая… Твоя песня?
— Да… Ты говоришь — красивая? И все же она опасна.
— Разве такое может быть опасным?
— Да. Ее яд — энгэ.
Слово отозвалось в душе тяжелым звоном, глухим и темным.
— Что это, Тано?
— Ты знаешь, что такое одиночество?
Фаэрни сдвинул брови и глуховато ответил:
— Да.
— А страх? Забвение?
— Я видел страх… Забвение — меня пытались заставить забыть…
— Представь себе, что ты — одинок. Ты — душа без защиты тела, обнаженная и беспомощная. И ты знаешь, что можешь утратить память обо всем, что пережил, что знал и умел, что видел, кем был; ты — один на один с собой, со страхом перед забвением, страхом потерять себя… мне тяжело это объяснить, таирни. Ведь я сам — Бессмертный…
— Но и я бессмертен! Значит, я никогда не забуду тебя…
Смутился, опустил глаза. Мелькор положил руку ему на плечо.
— Ты говорил, Тано…
— Да. Этот же яд может продлить жизнь — если знать, как использовать его; нам это не нужно — но пригодится Детям… Двойственность. Потому во многих мирах существа, подобные этому, — знак знания: оно равно может нести и жизнь, и смерть. И так же опасно оно в неопытных руках, ибо может обернуться злом. Первым твоим творением был клинок. Потому я и спросил.