Исповедь Стража
Шрифт:
Творчество — не грех. Но несет в себе опасность, потому творец должен отвечать за сотворенное им и уметь ограничивать себя, а также не давать силу в руки тех, кто не готов ее принять. Творчество — однозначное благо и ничем быть ограничено не должно. Даже если последствия непредсказуемы.
Что я могу на это сказать? Наверное, ничего, кроме того, что они вот так думают, а я — эдак. Я ничем не мог опровергнуть Борондира, потому что ни у меня, ни у него нет способа окончательной поверки. Это будет беспочвенным спором вроде «ты дурак» — «нет, ты дурак». Нет, окончательная-то поверка существует, но она действительно станет окончательной, поскольку это —
Я не могу его переубедить. Он прекрасно знает, во что верю я, и это его не убеждает. Теперь и я знаю, во что верит он, но это, хотя и не убеждает меня, заставляет не то чтобы усомниться, но взглянуть на все несколько по-другому. Как именно? Я снова взял перо.
Итак:
А вдруг все было не так, как я привык считать?
Или не совсем так?
А как тогда?
Я не могу поверить, что все было так, как написано в Книге.
Что не дает мне поверить в это?
Вся история моего народа.
Вся история моей семьи.
И хотя бы то, что и моя вера, и его идет с чужих слов — стало быть, и то, что написано в Книге, может оказаться неверным или не совсем верным.
И я не могу принимать за истину слова Саурона или Мелькора. Пока ничто меня в этом не переубедило.
Могу ли я сказать, что Валар были не правы?
Могу. Такое не раз уже говорилось в нашей истории.
Могу ли я их простить и понять?
Понять могу. Но мое человеческое понимание не может приглушить моего человеческого горя, хотя для Арды то, что принесло мне зло, могло оказаться благом. Может, гибель Нуменора была нужна Арде — но моим предкам ют этого легче не стало.
А способен ли Борондир усомниться в правоте своего Валы? Хотя бы отчасти? Спросить.
Я могу согласиться с тем, что Мелькор хотел блага. Но не зря же говорят, что благие намерения приводят к вратам Ангбанда. (Кстати, а вы знаете, откуда произошла эта поговорка? Кое-кто утверждает, что ее придумали нолдор в Первую Эпоху. Я этому верю — очень похоже на правду.) Я могу согласиться с тем, что для некоторых существ он делал добро. В этом отчасти даже может быть свидетельством та фраза из «Квэнта Сильмариллион», что Мелькор притворялся, что любит людей. Может, и не слишком-то притворялся. Но любил он отнюдь не всех.
Да что я сужу о его намерениях! Если существует эта Земля-у-Моря, где все устроено по его замыслу, то лишь там я смогу понять, чего именно он хотел и чего не сумел осуществить.
Я согласен и с тем, что взаимное непонимание и нежелание понять ведет к большой крови.
Но ведь мы, люди, такие разные, все же способны понять друг друга.
Может, именно так, через нас, поймут друг друга и примирятся наши боги? А?
Так. Меня начинает заносить не туда. Итак — во что я еще верю?
Я могу поверить в то, что существовали Эллери Ахэ, поскольку в пользу этого говорит язык. Прежде всего — язык. И то, что прежде мне не доводилось с ним сталкиваться, лишь подтверждает то,
Смутные упоминания в «Квэнта Сильмариллион» о неких существах, соблазненных Врагом.
Необычный материал, на котором велись записи.
Все-таки они были.
Я готов поверить в то, что они своего Учителя любили и обожали.
Я поверю и в то, что они погибли.
Но я не поверю в то, КАК они погибли. Несомненно, предания об их гибели сохранились, а вот уже остальное — наверняка домысел. И могу понять, когда и почему возник этот домысел.
Но мне в любом случае тяжко оттого, что их не стало. С ними — судя по текстам — слишком многое ушло. Мне жаль.
Я бесспорно верю в существование майяр-отступников. Об этом упоминается — правда, сомневаюсь, чтобы это были именно эти майяр.
Итак — я верю в события. Я не верю в эту чудовищную жестокость.
И еще — каждый знает, что любое событие и поступок можно истолковать с разных точек зрения, приписав героям те или иные мысли. Может, даже не нарочно, без умысла, а именно в силу своего понимания и душевного склада.
Можно ли любить Мелькора?
Такого — да.
И вообще, любовь штука сложная и странная. Подчас необъяснимая. За примерами и ходить недалеко. Вон — отец моего друга и родича Берегонда, полухарадец. Дед Берегонда по непонятному порыву взял в жены харадскую девушку, которую наши захватили в плен после какого-то пограничного рейда. Выкупа за нее даже не взял, женился на ней наперекор и семье, и всему свету, да еще и была она не то глухая, не то немая. Но красива безумно. Я видел ее портрет. Она ему родила сына, но прожила недолго. Любил он ее сильно, потому как скоро и сам зачах с тоски. Вот так. А разве мало примеров тому, как женщины внезапно загораются любовью к прежде отвергаемым поклонникам, когда те претерпевают страдания — из-за них или просто так? А уж сидение у ложа раненого или еще что в таком духе — открой любую светскую повесть, так и наткнешься. А существо, которое чувствует даже острее, чем человек, наверняка еще более подвержено жалости и еще более, чем человек, способно полюбить за страдания. Так что верю.
Обманул ли он их всех?
Виновен ли он в их смерти?
Насчет первого — не скажу теперь. Может, ИХ он и не обманул.
Но что виновен — это безоговорочно, винили они его за это или нет.
Итак — какой я сделаю вывод?
Было. Да, было. Может, не так, как объясняется в Книге, — но было.
Итак, я нашел свою опору.
Душа моя успокоилась.
Теперь я стою не там, где прежде, но стою пока твердо.
О чем я хочу узнать у Борондира?
О том, как он во все это поверил. Должна быть причина. Нельзя уверовать ТАК, только прочитав эту Книгу. Должно быть что-то еще. Он должен был не просто читать — он должен был видеть своими глазами подтверждение. Может, он бывал в Земле-у-Моря?
Или говорил с кем-нибудь из оставшихся? С кем-нибудь из тех Девяти?
Считает ли он Мелькора правым во всем?
Видит ли он во мне врага?
И — что нам теперь делать?
А вообще — откуда она взялась, эта Книга? Ведь кто-то должен был все это собрать. Но прежде — кто это писал? Как она создавалась?
Я выписал на другой чистый лист названия повестей, язык, на котором они были написаны, и предположительно место и время создания.
Алло эр-Ллиэн, «Рожденный песней» белая ткань ах'энн Аст Ахэ (Ангбанд то есть), незадолго до Войны Гнева, кто-то из Видящих