Исповедь якудзы
Шрифт:
Да, кстати, — зонт-то так и не открылся, но парализованной страхом девушке хватило этого знака, чтобы на краткий миг забыть свой ужас и прыгнуть. Она была спасена — с того памятного дня мы стали любовниками…
Отец Оёнэ носил имя Итидзо и, по воле судьбы, тоже был известным игроком в кости. Изредка он играл с рабочими на угольном дворе, но чаще устраивал для окрестных лодочников азартные игры у себя на барже.
На барже Итидзо имелась большая каюта, площадью около двадцати квадратных метров, но все пространство каюты занимали его супруга и детишки. Поэтому он натягивал над задней палубой огромный тент, в том месте, где обычно
Понятно, что полиции было хорошо известно про такие уловки — раза два, а то и три в год блюстители порядка устраивали облавы на игроков в кости.
Вы бы видели, как игроки улепетывали от полицейских!
Они кидались с борта в реку, прыгали с баржи, как десятки встревоженных лягушек, — сигнал тревоги еще звучал, а они уже взмывали в воздух, оттолкнувшись от палубы, и один за другим плюхались в воду. Я уверен, если бы нашелся шутник и, смеха ради, закричал: “Полиция!” — игроки мгновенно бросились бы в воду, не разбирая — шутка это или взаправдашняя полицейская облава.
Сам Итидзо был привлекательным мужчиной, даже красивым на свой лад. Он отличался той грубоватой красотой, которая нравится многим дамочкам, и его жена постоянно изводилась от ревности. Она распаляла себя подозрениями все сильнее и сильнее, перепробовала все народные средства, чтобы удержать мужа дома, и в конце концов решила прибегнуть к магии — стала молиться лисе-оборотню и прочим духам. Стоило Итидзо отправиться в город по какому-нибудь делу или просто ненадолго покинуть лодку, как с его баржи начинало доноситься невнятное бормотание, похожее на молитвы буддийских монахов. Это жена Итидзо бубнила, сидя на баке, и глухие звуки заклинаний далеко разносились над поверхностью воды. Сколько бы лодок и барок ни скопилось у речного берега, по этому глухому звуку всегда можно было безошибочно отыскать баржу Итидзо среди прочих.
Как-то летом, под вечер, когда алый закат еще не успел угаснуть в предвечернем небе, мы с Оёнэ заглянули на баржу ее родителей.
Итидзо встретил нас с понимающей ухмылкой и проворчал:
— Правильно — веселитесь, гуляйте, пока молоды! — И сразу стало понятно, что старина Итидзо пребывает в добром расположении духа. Но тут из каюты вышла Отоси — так звали жену Итидзо, — она направилась к супругу, но остановилась чуть поодаль, у правого борта баржи, и стала свирепо сверлить мужа глазами. В ее лице появилось что-то безумное. Глаза напряженно сощурились, уголки рта задрожали, все черты заострились, и ее лицо сразу сделалось похожим на лисью мордочку. Она и зашипела, как разозленная лиса:
— Итидзо, ты опять встречался с этой негодной Тамаё из чайного дома?
Но Итидзо проигнорировал упреки супруги, спокойно пересек палубу и направился в каюту. Тогда женщина закричала ему вслед, ее высокий голос звенел как сама судьба:
— Сначала вы вдвоем решили откушать лапши и зашли в забегаловку у дороги к гробнице Фудо в районе Томиока — правильно?
— Что за дерьмо… — пробормотал Итидзо и нахмурился, щека у него нервно дернулась.
— Вы оба заказали лапшу с темпурой [7] , правильно?
7
Темпура — популярное блюдо японской кухни — мясо или рыба, приготовленная в особом виде кляра из рисовой муки.
— Что ты мелешь, чертова баба?
— Но когда принесли порцию для Тамаё, у нее в миске обнаружилась муха, правильно? Так что вы отослали еду обратно… Тогда к вам вышел владелец этой убогой лавочки, извинился, вернул десять ценов [8] и велел подать свежую порцию за счет заведения, правильно?
Итидзо остановился, уставился на жену, лицо его искажалось все больше, а мы стояли и перепуганно смотрели на него. Вдруг он резко наклонился, схватил стальной котел, который валялся на палубе, и бросился на жену с криком:
8
Цен — мелкая разменная монета в довоенной Японии, мельче иены.
— Получи, старая лиса! — и нахлобучил котел сварливой супруге на голову.
Моя подружка Оёнэ пронзительно вскрикнула, голос девушки дрожал над рекой, а котел медленно сползал ее матери на самые глаза. В какой-то момент раздался впечатляющий лязг, а затем произошло нечто, в реальность чего мне до сих пор трудно поверить, — котел на голове женщины раскололся ровно на две половины и свалился на палубу.
Было уже совсем темно, на лодках начали зажигаться огни, но женщина так и осталась стоять в сгущающемся сумраке — прямая, с широко открытыми глазами, ее лицо вытянулось и удлинилось, окончательно превратившись в лисью морду. Старина Итидзо как глянул на нее, так и впал в глубокий ступор — даже шевельнуться не мог! Внезапно колени у него подкосились, и он рухнул на дощатую палубу.
Прошло некоторое время, прежде чем Итидзо смог пошевелиться, потом заставил себя подняться и поплелся в каюту. Он слег на три дня — метался по койке в страшном жару…
Думаете, после этого происшествия Итидзо перестал ходить налево? Нет, конечно!
Единственное, что он сделал, когда оправился от болезни, — так это перестал появляться с Тамаё на людях, а скоро и окончательно порвал с нею. Расколовшийся котел супруги не выбросили, а так и хранили — как напоминание о том знаменательном происшествии. Я до сих пор не могу понять, как такое могло случиться!
Насчет болезней и лечения у меня есть еще одна поучительная история.
Я встречался с Оёнэ около трех месяцев, как вдруг — ни с того ни с сего приболел. Меня время от времени лихорадило, и я никак не мог понять — с чего бы это? Затем к жару прибавилась еще боль в паху и гланды начали распухать. Но я все еще лелеял надежду, что недомогание пройдет само собой, и даже не думал лечиться.
Но боль становилась все сильнее и в конце концов сделалась совершенно невыносимой — я даже ходить нормально не мог Если кимоно случайно касалось моего распухшего хозяйства, я так и взвивался от боли. Рабочие озабоченно перешептывались, когда видели, как я упрямо пытаюсь ходить, широко расставляя ноги.
А потом я окончательно слег — то метался в жару и поту по постели, то трясся в ознобе как осиновый лист. Даже моему скопидому-дядюшке стало ясно, что я могу помереть, и он скрепя сердце послал за врачом.
Доктор осматривал меня долго и тщательно, а диагноз поставил короткий, как приговор:
— Это сифилис!
Дядя вознегодовал и обрушился на меня с упреками:
— Ах ты, маленький шалопай, с какой низкопошибной бабенкой ты умудрился связаться и подхватить такую заразу? Не думал я, что у меня распутный племянничек! Я склоняюсь к мысли отослать тебя обратно к отцу…