Исповедь. Пленница своего отца
Шрифт:
— Хотел бы я знать, кто сможет мне помешать! Может быть, ты? Если ты на меня донесешь, стены окропятся кровью!
Это было его любимое выражение.
— Ну ты и мерзавец! Делать такое со своей собственной дочерью!
— Заткнись! Это моя дочь, и я буду делать с ней все, что захочу! Если тебе это не нравится, можешь проваливать отсюда!
— Я не позволю тебе этого сделать!
— Я сделаю это сегодня же вечером!
Послышался грохот: Старик опрокинул стол и стулья. Затем из коридора донеслись звуки его шагов. Я свернулась в постели клубочком и сделала вид, что сплю.
Надя, лежа в свой кровати, тихонько хныкала. Старик подошел к ней и сгреб в охапку.
— Ты, иди-ка сюда!
Она робко пыталась вырваться, но он крепко зажал ее тело под мышкой. Сестра посмотрела на меня глазами, полными слез, но я, сощурившись, сделала вид, что не вижу ее.
Затем Старик унес ее в свою комнату и заперся там. Я услышала, как Старушка поднимает в столовой стулья. Затем она, видимо, принялась мыть посуду: было слышно, как журчит вода и позвякивают тарелки. Она разбила одну из них, и мне подумалось, что Старик на нее за это наорет.
Надя сначала не издавала ни звука, а затем неожиданно громко вскрикнула.
Мгновение спустя я услышала, как Старик приказал ей замолчать.
Через некоторое время он вернулся в нашу комнату, неся Надю на руках, однако на этот раз свет включать не стал. Он уложил сестру в кровать. Она громко шмыгала носом.
Затем Старик вышел, и вскоре я заснула.
На следующий день, проснувшись и поднявшись с постели, я посмотрела на Надю и увидела, что у нее между ног зажат большой кусок ваты и на нем — немного крови.
Я тут же легла обратно в постель и сделала вид, что сплю.
Когда мне было, наверное, уже восемь лет, со мной произошел «несчастный случай».
В тот день, который я буду помнить всю жизнь, Старик разрешил нам пойти поиграть с другими детьми в большой песочнице, находившейся перед нашим домом. Я хорошо помню, что он так раздобрился потому, что выиграл деньги то ли на скачках, то ли в лотерею и пребывал в прекрасном настроении. Еще мне кажется, что он хотел как-то поощрить Надю, с которой запирался после обеда в своей комнате уже каждый день, и та больше не кричала и не плакала. Старушка на него обижалась: она уже не могла наказывать Надю, потому что Старик запретил ей даже прикасаться к девочке. Когда же Старушка все же пыталась за что-нибудь отшлепать Надю, та ей грозила: «Я все расскажу папе!» — и Старушка была вынуждена оставить ее в покое.
Я уже давно мечтала поиграть в той песочнице.
Частенько наблюдая в окно, как в ней возятся другие дети, я мысленно говорила себе, что если бы когда-нибудь смогла туда пойти, то сняла бы обувь и стала ходить по песку босиком, как во время отдыха на берегу моря.
Вообще-то в песочнице было полно собачьих какашек, но с высоты пятого этажа я их видеть не могла. Когда Старик сказал нам: «Можете пойти погулять во двор, но ни с кем там не разговаривайте. Мама будет наблюдать за вами в окно», я очень обрадовалась. Сам же Старик отправился в бистро, чтобы немножко покутить на выигранные деньги. При этом он напевал:
Мадлен несет нам пиво, улыба-а-а-ется, От ветра ее юбка задира-а-а-ется…
Брюно,
Я зашла в песочницу. Брюно, скрестив руки на груди, остановился перед ней и стал наблюдать за другими мальчиками. Какая-то маленькая девочка спросила у меня: «Как тебя зовут?» Я, конечно, ничего ей не ответила.
— Хочешь поиграть со мной? — не унималась девочка.
Поскольку я продолжала молчать, несколько мальчиков начали надо мной насмехаться.
— Смотрите, во что она одета!
— Твоя мать находит для тебя одежду на мусорке?
— Это цыганка! Это цыганка!
Все та же девочка попыталась взять меня за руку, но я поспешно отдернула ее и покосилась на наше окно: не наблюдает ли сейчас за мной Старушка? Мне хотелось всего лишь походить здесь по песку, однако он попадал в обувь и царапал мне кожу.
Уже все мальчики собрались вокруг нас. Они стали еще злее насмехаться над нами, делая вид, что сейчас начнут бросать в нас камни. Я не обращала на них внимания, потому что занялась поиском ракушек. Однако их здесь не было. Мне попадались в песке только бумажные салфетки, маленькие камешки и прочий ничем не интересный хлам.
С других концов двора стали подходить другие дети, чтобы посмеяться над нами. Некоторые из них окружили со всех сторон Брюно.
— Ты небось боишься драться, да, цыган?
Брюно, сжав кулаки, стоял перед Надей, а та пряталась за его спиной.
— Я не цыган. Моя фамилия — Гуардо.
— Цыган Гуардо! Цыган Гуардо!
Поднялся такой шум, что Старушка, выглянув в окно, крикнула, чтобы мы немедленно возвращались домой.
Мы поплелись к своему подъезду. Остальные дети пошли вслед за нами, выкрикивая: «Цыган Гуардо!.. Цыган Гуардо!.. Трус Гуардо!..»
Едва мы вошли в свою квартиру, как Старушка принялась на нас орать:
— Вы испачкались в грязи, как свиньи! Стоит оставить вас одних на пять минут, и вы тут же начинаете безобразничать!
Надя сказала ей, что это папа разрешил нам пойти погулять во двор и что ей не за что нас ругать. Старушка ей ответила: «Вот я тебя сейчас помою! Ты у меня узнаешь!»
Она посмотрела на Надю злобным взглядом, а затем мы разошлись по своим комнатам.
Вскоре я услышала, как Старушка открывает в ванной краны с водой. Затем она, вся раскрасневшаяся, зашла в нашу комнату и сказала: «Надя, немедленно иди сюда!» Та даже не пошевелилась. Когда же Старушка попыталась схватить ее за руку, она, увернувшись, убежала в комнату Брюно и крикнула оттуда:
— Я все расскажу папе! Он, когда вернется, устроит тебе взбучку!
Брюно встал перед дверью своей комнаты, пытаясь помешать Старушке туда войти, и она дала ему пощечину. Однако Брюно такой удар был нипочем.
Видя, что Брюно ее не пустит, Старушка начала орать и орала все громче и громче. Затем она вернулась в нашу с Надей комнату и схватила меня за руку.
— Пойдем со мной, маленькая грязнуля! Ты ничуть не лучше своей сестры!
И потащила меня в ванную.
Когда я зашла внутрь, там ничего не было видно.