Исповедь

Рожков Алексей

В «Надежде» было несколько залов, пара, поменьше, налево, один, покрупнее, направо. В маленьких залах отмечали какое-то событие – день рождение или другую знаменательную дату, оттуда выходили раскрасневшиеся мужички в костюмах, усах и лысинах и дамы предпенсионного возраста в очках и старых платьях. Вот она правда жизни – у кого-то день рождения, у кого-то похороны, маховик времени ни на секунду не останавливает свой бег по замкнутому кругу. Смерть граничит с жизнью, суета сует всё суета, как сказано в книге Экклезиаста. «…Время собирать камни и время разбрасывать камни…», или, как говорил царь Соломон, «…Всё идёт в одно место: всё произошло из праха и всё возвратится

в прах…». На голодный желудок потянуло на философию. Санёк, кстати, давно заметил, что если не есть ровно сутки, то сознание как будто ускоряется, словно чакры раскрываются, мыслить становится легко, слова, которые раньше было трудно подобрать, как будто сами вылетают, без помощи с твоей стороны… Ты и сам как будто летаешь, паришь и со стороны наблюдаешь за всем с тобой происходящим. Может в это время твой дух начинает существовать отдельно от тела?

Посетители кафе из левой части, впрочем, уже кажется расходились. Они надевали шубы, престарелые мужчины помогали одеваться своим престарелым подругам. У туалета, который был один на всю «Надежду», он же умывальник, скопилась небольшая очередь. Высокая женщина средних лет в неуместных обтягивающих лосинах с начёсом, за ней полная дама в сером крепдешине. Н-да, контингентец…

Пока в клозете занято, Санёк, скорее прошёл направо, в «главный» зал. Там он увидел некую отгороженную развешенными толи простынями, толи занавесками зону, делившую зал на две части, внутри которой стоял длинный стол, соединённый из нескольких покороче, на нём уже стояла поминальная еда. Санёк сглотнул, желудочный сок после суток голодания стал прожигать кишечник, вызывая в животе голодные приступы. Но его волновало даже не это.

– Согреться! – вот была основная, всепоглощающая мысль после пяти часов на лютом морозе.

Никакая еда, никакие люди, ничто было не интересно. В голове пульсировало только одно – найти источник тепла. Как был, не раздеваясь, не снимая шапки, куртки, перчаток, подчинённый одной единственный цели – как бы согреться, Санёк прошёл в их поминальную выгородку и прильнул к высокому экрану, за которым должна была находиться батарея.

Вот сейчас благоговейное тепло разольётся по рукам и ногам… Но увы, батарея оказалась чуть тёплой. Мимо проходила хозяйка, накрывающая на стол.

– Да у нас горячую воду ещё в обед отключили, стой, не стой, теплее не будет!

Твою же дивизию. Ну почему это всегда случается с ним? Всё-таки вобрав в себя остатки угасающей температуры из чуть тёплой батареи, Санёк прошёл в туалет, благо народ там рассосался. Всё-таки руки надо помыть, как никак на кладбище был, землю руками брал… Он снял перчатки, открыл кран, подставил руки.

– Твою ж мать, да что ж сегодня за день-то за такой! – тут же закричал он, отдёргивая ладони.

Из крана лилась ледяная, обжигающая жидкость, которая окончательно, как наждаком, стирала кожу и мясо с костей. Кисти рук и пальцы свело от холода.

– Да ничего страшного, – успокоила проходящая мимо хозяйка, – закаляться надо, полезно!

Санёк взял себя в руки и как мог под водой, которую словно только что набрали в проруби, помыл руки, тут же сунув их в перчатки, чтобы хоть как-то отогреть. Вот тебе и согрелся, жарче некуда. Так, что там дальше у нас по плану? Ах да, нажраться, как тот самый дурак на поминках, хотя почему, собственно, «как». Терпение у него полностью лопнуло.

Санёк, не обращая внимания на нормы приличия, так как люди ещё не все собрались за столом, а священники ещё вообще не подъехали, бухнулся на самый первый угловой стул и посмотрел, чем же здесь

можно поживиться. Первое разочарование его ждало прямо не отходя от кассы. Мечты об огромном блюде с кутьёй лопнули, как мыльный пузырь. Кутья была конечно, но… Наложена она была в две крохотные пиалки с десертными маленькими ложечками на разных сторонах стола, как будто это и не кутья вовсе, а чёрная икра.

– Погодите, а с каких пор так кутью подают?

– Молчи, – осадил его отец, – кутья это тебе не еда. Это деликатес.

– Рис с изюмом деликатес?

– Молчи, не позорься.

Ну ладно, с кутьёй не повезло, что дальше съестного есть, да ещё желательно из постного? Хлеба почему-то нет. Ага, вот винегрет, вот отварная картошка с селёдкой, правда к несчастью холодная, вот рулетики из баклажанов, квашеная капуста, морс. Ну хоть что-то. Санёк, подгоняемый чувством голода, накинулся на скромные блюда, как голодный волк. Как будто это были не самые простые закуски, а действительно изысканные деликатесы и экзотические блюда. Так, ну вот наконец-то принесли несколько кусочков несвежего чёрствого чёрного хлеба, красота. А жизнь-то налаживается, господа-товарищи. Пища давала энергию и постепенно согревала, несмотря на отсутствие отопления в кафе с обнадёживающим названием «Надежда».

Санёк мёл всё, что было рядом постного, не взирая на чины, звания и нормы этикета.

– Голод не тётка – вылетит, не поймаешь, – говорил он, коверкая слова набитым ртом и перефразируя известные пословицы.

Тут подошла Ольга. Зрелище для неё было неоднозначное. Гостей ещё только половина, всё толпятся в тамбуре и моют холодной водой руки, раздеваются. Стол аккуратно накрыт, и только в одном углу, правда самом переднем, уже скопилось несколько грязных тарелок и полупустые блюда. Санёк без стеснения поглощал всё, что было вокруг.

– Картина маслом «Здесь был Саша», – иронично покачав головой произнесла невестка покойника.

– Очень извиняюсь, но жрать уж больно хочется, – ответил Санёк засовывая съестное в чрево и не прекращая трапезы, – сутки не ел. Последний раз маковая росинка была в моём рту совсем в другом городе, около двух тысяч километров от этого места и при чём вчера.

– Ну ты что, как голодное Поволжье, ну-ка веди себя прилично, – одёрнул его подоспевший отец, севший рядом справа, – кто же тебе есть не давал?

– Да никто не давал, – пережёвывая очередной рулет из баклажана и закусывая его винегретом отвечал Шурик, – и передайте мне кутью, пожалуйста, уж больно она у вас замечательная.

*****

Наконец все гости поминок были в сборе, они заняли свои места за столом. Последними приехали священники, их помощник и жена отца Филиппа, которая попросила Санька подвинуться, а сама села ровнёхонько напротив супруга. Правее Санька расположились отец, тётя Лена, Дима и тётя Галя; напротив, с другой стороны стола – отец Филипп, за ним человек, имени которого Саша так никогда и не узнал, дальше отец Андрей, сестра Ольги, замыкали стол внуки – Катюша и Борис, и, собственно, сама Ольга.

Встал и стал держать речь сын покойного, Дима. Он первым делом представил друг другу родственников, о Саньке и его отце сказал, что они у него ассоциируются с летом и каникулами, когда они в детстве или молодости, всей семьёй приезжали к ним погостить на дачу. Пару тёплых слов сказал об усопшем, просил не плакать мать. Особо он остановился на святых отцах. Оказалось, что это совершенно не рядовые священники, а очень выдающиеся, удивительные люди, с которыми всем присутствующим посчастливилось в этот вечер оказаться за одним столом.