Исповедь
Шрифт:
Тут у Тёти Гали навернулись бессильные слёзы, она горько зарыдала от безысходности, закрыв голову руками, вспоминая мучения. Мы не трогали её, надо дать человеку проплакаться, говорят это помогает… Потом она взяла себя в руки и продолжила:
– И если до той поездки в больницу он хоть как-то передвигался, то на коленях ползал по квартире, то вставал с палочкой или ходунками, тут вообще подниматься с постели перестал. Но повеселел, как ни странно. Ты, кстати, тогда, наверное, с ним последний раз и поговорил по телефону. Он всё соц.сети по телефону смотрел, да приколы всякие всем рассылал оттуда.
Спустя какое-то время вернулись ночные боли, с постели он окончательно перестал вставать, слёг. Тогда мне уже пришлось
– Ну а как же родные, сын, внуки… Неужели не помогали?
– Ну помогали, конечно, как могли. Но у них своя жизнь, свои проблемы. Боря вообще в Новосибирске, а Дима занят на двух работах, ещё и докторская, он так и сказал: «Это твой крест, ты должна его нести…». Наверное, так оно и есть. Но нет, они конечно по всем врачам с нами, коляску ему арендовали, на машине по больницам возили, когда скорая перестала забирать. Да Андрей-то всем врачам всегда говорил: «Вот Дима с Борей приедут…». Они как его навестят ему лучше делалось, спокойнее.
А Андрей всё капризнее становился, боль уже не мог терпеть ночами, кричал. У него же никогда ничего не болело, а эти последние два с половиной года, как за всю жизнь мучения… Ну почему Бог такое допустил, за что? Меня видеть не мог. Он так и говорил, что жить уже так не может: дома только я с моей мерзкой рожей и Соловьёв круглосуточно по телевизору, которого он ненавидел, что это ад при жизни…
Мучился он сильно, а ноги всё хуже и хуже, и вроде сахар стали в норме держать, а ноги всё одно не просыхают, трофические язвы пошли, диабетическая стопа, вонь такая, что аж соседи стали приходить, боль, крик, бессонные ночи. А он ещё вредный, ни в комнате не давал прибираться, ни даже постель себе менять и памперсы, орёт на меня, злой от боли, страдание ежесекундное. Ну и повезли мы его опять в больницу, куда деваться, надо же что-то делать, невыносимо смотреть, как человек гниёт заживо. У него уже стала кровь прямо ручьём из ног с лимфой течь, и ничем её не остановишь. Кровь не сворачивается, а ещё гной… Ужас, ужас… Я ходила к главврачу, он не хотел принимать, но я прорвалась, плакала прямо в кабинете и сжалился, да и сунула я ему полтинник, чтоб он подавился им.
В тот раз Дима с Борей Андрея на машине повезли в больницу, на коляске. А ему даже в ней сидеть тяжело, он кричит бедный, мается. Ну кое-как уговорили, успокоили, довезли. А в хирургии мест нет, все койки заняты, даже платные, его почему-то в терапию. А там представляете на него заведующая отделением взглянула и говорит: «Вам к кардиологу надо, есть у нас один специалист, как раз по таким делам».
Буквально через день пришёл к нему врач, такой средних лет, высокий, симпатичный, по всему видно грамотный человек, не в пример всем остальным. И он сразу стал ему кардиограммы снимать, эхо, холтер, какие-то специальные исследования делать и представляете тут-то только всё и открылось. Оказалось, что сердце у него настолько изношено, что через себя только 20% положенной жидкости перегоняет. Сердце – это же насос, оно гоняет кровь и лимфу по организму. А тут насос не прокачивает всё что положено, и лимфа с кровью стали скапливаться внизу, в ногах, а выхода жидкости нет, вот она и полила. Вода, как говорится, везде щёлочку найдёт. Бедный Андрей!
Тут я как на них на всех закричу. Ведь я же им всем, врачам этим недоделанным, его заключение из кремлёвской кардиологии показывала трёхгодичной давности, ему же тогда уже шунтирование было показано, он же тогда уже был сердцем болен! Там же всё досконально на двух листах описано, а это же убийцы, его то от позвоночника, то от тромбов лечили без показаний. Вот и время всё потеряли, когда что-то можно было сделать. Потом ещё и сахарный диабет почти год не могли определить коновалы, невежды! А сахар, наверное, его сердечко-то и расшатал окончательно за это время…
Тётя Галя не смогла сдержатся и в очередной раз зарыдала. Отец молча гладил её по плечу, потупив глаза и пытался успокоить. Спустя какое-то время она пришла в себя, вытерла слёзы.
– Ну и тот врач сказал, что единственный вариант – замена сердца. Больше ничего не поможет.
– И что? Вы стали заниматься заменой?
– Да какой там. Это только в фантастике. Тут УЗИ через три месяца делают, а ты сердце, смеёшься что ли… Проконсультировались конечно, человеку 71 год, можно было бы его помучить, потаскать, даже в очередь бы на сердце возможно поставили, в самый конец, а тут счёт на месяцы идёт. Да и не перенёс бы он операцию, у него же почти не заживало ничего, кровь с гноем и лимфой как шли, так и шли. Так что нам тогда уже стало понятно, что это конец… Вернули нам его из больницы быстро, опять перевязали, помазали, прокапали и говорят всё, уводите, у нас места ограничены и заниматься с ним мы не можем, его уже в гнойную хирургию везти надо, мы его здесь держать не имеем права.
Ну и забрали в очередной раз, куда деваться. А Андрею с каждым днём хуже, соседи уже толпами ходят – им видите ли крики и запах мешает жить. Ну и Дима договорился, а он же с церковью связан, преподаёт в православном ВУЗе, у него там зав. кафедрой, отец Андрей, очень влиятельный человек. Представляете, схождение благодатного огня комментирует по телевизору! Ну и через него договорился Дима устроить его в одну очень хорошую клинику, которую патронирует РПЦ, в паллиативное отделение. Там условия очень хорошие, уход, обезболивание…
Он ведь и к нам приходил, отец Андрей, прямо сюда в квартиру. Андрей-то всё-таки до последних дней почти в сознании был. Так священника, когда пришёл, он не захотел в свою комнату пускать, велел его вывезти в прихожую, где почище. И там лично отец Андрей исповедовал, причастил и Соборовал.
– Я много читал про Соборование. Ведь Соборование что такое? Это ведь не отправка в последний путь. Считается, что Соборовать нужно только безнадёжно больных, что после Соборования человек или непременно умирает, или непременно исцеляется… Молитвы этого таинства могут исцелить болящего, если на то будет Божия воля. Но ещё при Соборовании человек получает прощение грехов. Это как перекрёсток. После него или туда, или туда.
– Да, ты прав, Дима мне так и пояснил. Ну вот, после Соборования и причастия, Андрей как бы успокоился что ли, покой обрёл, ругаться перестал. И ему ровно с тех пор, как ни странно, стала обезболивающая тройчатка помогать – анальгин с димедролом плюс кеторол в уколах, а до этого вообще ничего не брало, бывает же такое.
На следующий день и повезли Андрея в эту паллиативную клинику. А ещё я еду и думаю, вот скажу я ему, что его в богадельню везу помирать, да он же меня пришибёт. Он же коммунист, в КГБ работал, в церковь сроду не ходил, ярый атеист, а тут… Но принял он в себе Бога перед смертью, а Бог его принял, это я точно знаю. Только я вот думаю, что Бог почему-то меня не принимает, видимо виновата я в чём-то, не всё сделала, что могла.
– Да бросьте, тётя Галя, всё Вы сделали, что могли. Видимо бессильна тут была медицина, врачи они тоже не боги. А вы итак два с половиной года с ним…
– Ой, не могу это вспоминать, сразу сердце кровью обливается!
Вдова опять зарыдала.
– Ну вот, привезли его туда Дима с Борей. И он мне прямо там и говорит: «Мне тут так понравилось, так чисто, уютно, я хочу здесь остаться». А стояла его коляска перед смотровой. И как завезли его в смотровую, осмотрели, бинты сняли, а там уже… Но врачи нам не сказали ничего, только переглядывались. А потом и сообщили, что его срочно надо в гнойную хирургию, здесь они его не могут оставить, это место оказалось только для «сухих» больных.