Исправленному верить (сборник)
Шрифт:
Матрёша смахнула с припухшего века выступившую влагу, прислушалась. В груди ныло не больно, а мягко, точно кто пушистый и ласковый о сердце тёрся. «Своих инженеров» Матрёша любила – как беспокойных детей.
Почти как Лику.
Будто вчера держала на руках тепло сопящий свёрток. Держала и удивлялась – это её дочь. Дочь. Надо же! Больше такого всепоглощающего, головокружительного чувства ей испытать не придётся. Земля перенаселена. Разрешение на рождение единственного ребёнка ждать приходится десятки лет. Им с мужем повезло: каких-то тридцать лет – и заветная подпись получена. Несказанное
Муж… Его Матрёша пыталась забыть, но не получалось. Ей было всего восемьдесят шесть, когда он не вернулся из рейса. Нет, это была не авария. Все остались живы и здоровы. Просто на строящейся планете-спутнике он встретил другую. Вот так всё банально – встретил и остался с ней.
А скоро Лика прошла профтестирование – первое в жизни. Заключение – выдающиеся способности. Как объяснила дочь, дано ей было понимать минералы. Особенно… подвергшиеся влиянию стресса, так, кажется. Опасная штука! Камни – это же не только безобидная галька. Это и горы, и плиты какие-то (на них целые города стоять могут), и даже планеты – Лика рассказывала. Интересно рассказывала, взахлёб. И глазёнки у неё горели… Они и потом горели – когда учиться уезжала, когда на каникулах появлялась, когда улетала в первую свою экспедицию.
А домой всё реже наведывалась. Замуж вышла. Матрёша зятя так ни разу и не видела. Обещали приехать, да закрутились. Сама думала поехать, но выяснилось, что планетка, где обустроилась дочь, закрыта для посещений. Неспокойно там – вулканы, гейзеры, разломы какие-то подвижные… От одних мыслей с ума сойдёшь. Как там она? Хоть и умеет камни утешать, да всякое ведь случиться может. Поди, разбери, что в голове у минералов этих. Дурные и среди них небось попадаются.
Отвлечься бы чем… Талантов особых у Матрёны никогда не было, направления на образование потому никто не дал. Всего и умения – дом вести да сердцем прикипать. Так к инженерам и попала. Верой и правдой служила. Хорошо, видно, служила. На прощание обед в её честь закатили. Большой, со сменой блюд, Матрёшиными руками состряпанных. Красота!
Матрёша счастливо прикрыла глаза, улыбнулась.
А Лика так и не приехала… Сменила позывной и потерялась. Не голографировала даже. Спохватившись, Матрёша принялась оправдывать дочь – бывает, потеряла позывной, перепутала даты. Мало ли что. Детки, может, у неё. Несколько! На каменной планете ведь перенаселения нет небось.
Следующие часа полтора Матрёша представляла себе своих розовощёких внуков, правнуков, праправнуков… На прапраправнуках она сбилась и незаметно для себя задремала.
– Матрёша! Матрён!!
Звали настойчиво, с подвыванием. Матрёша села, протёрла осоловелые глаза.
– А?
– Болит, говорю! – Генна Ольга со страдальческим видом тёрла костлявую грудь.
– Где? Где болит?! – всполошилась Матрёша.
– Везде! – Генна Ольга замотала головой. – Все косточки ломит!
– Сейчас смотрящую позову, лекарствичко даст, и не будет болеть. Чего ж сама-то не вызвала, на руке браслет-то!
– Звала – не идут! – захныкала генна Ольга.
Матрёша глянула на сделанные «под старину» настенные ходики. Половина десятого. Давно минул срок утреннего обхода. Такого в «райке» просто не могло быть! За тем, чтобы постояльцы не испытывали физических страданий, тут следили ревностно. Первопричину, конечно, не лечили – в «райках» лечить запрещено – всяк должен уйти от собственной болячки, освобождая место следующим поколениям, но испытывать боль… Что за первобытные пережитки! Болезни делали своё дело тихо, практически незаметно. Естественно и безболезненно – таков был девиз «райков». Это называлось гуманное умирание. Малейшие отступления строго карались.
А тут…
Не принесли им и завтрак.
Матрёша недоумённо воззрилась на мечущуюся по подушке голову соседки.
– Да неужто не приходил никто? Генна Ольга, путаете вы что-то…
– М-м-м… О-о!
Где-то тоненько скулил сигнал тревоги, пищал прерывисто и жалобно. Скоро к его заунывному плачу добавился второй. Третий. Постояльцы звали нерадивых смотрящих.
– Ма-атрёша! – Стон генны Ольги заставил Матрёну содрогнуться. – Матрё-о-он!!
Как была, в ночной шёлковой рубахе и шлёпанцах на босу ногу, Матрёна вылетела за дверь. Шаркая и задыхаясь, преодолела бесконечно длинный коридор – дорожка-эскалатор двигалась слишком медленно, пользоваться ею сейчас не время.
Дежурной смотрящей на посту не было. Проковыляв на ватных ногах ещё несколько метров, Матрёша ввалилась в дежурное – как ни странно, оно было не заперто. Уж здесь непременно кто-то должен быть. Так велит Устав любого «райка». Иначе просто быть не может! Подсудное дело!
Залитое утренним солнцем помещение было пусто.
Матрёша тяжело опустилась на стоящий у стены пуфик и заплакала. Где все, чьим заботам они доверены?! Что происходит?! Уж не кошмар ли ей снится?!! Только в горячечном бреду может такое привидеться.
Дверь с грохотом отворилась. Матрёша вздрогнула, резко обернулась. Сердце зашлось, но, несмотря на это, забилось часто и радостно – они. Однако никто из персонала не появился. На пороге стоял, сердито тараща глаза, генн Алексей из двести четырнадцатого.
– У моего соседа почечная колика! – прорычал он, делая шаг вперёд. – Он на стену лезет от боли!
Матрёша втянула голову в плечи, развела руками:
– У генны Ольги тоже… не знаю что, но ей больно.
– Лежачая с ревматоидным артритом? – Уголки губ старика дёрнулись. – Ещё бы не больно! Сколько лет она без пролонгации?
– Шесть. – Матрёша смиренно поджала губы. – С тех пор, как здесь.
Генн Алексей нервно хмыкнул. Матрёна смутилась. Всем известно, что процедуру полного обновления организма – пролонгацию – регулярно проходят только те, чей возраст не достиг часа Х, то есть трёхсот полных лет. Обитатели «райков» этой возможности лишаются – их время молодости и абсолютного здоровья закончено, пора уступать место. Тут-то и начинаются стремительные превращения. За какой-нибудь месяц природа навёрстывает упущенное. Кожа обвисает, желтеет, покрывается морщинами и пигментными пятнами. Спина сгибается, суставы опухают, наливаются тугой тяжестью, каменеют. Не знавшие усталости мышцы дрябнут. Звуки становятся глуше, очертания предметов размываются… Наступает старость. Нахрапом, не дав времени опомниться и приспособиться к новой своей форме. Многие ломаются.