Исправленному верить (сборник)
Шрифт:
– Мне ясно одно: пока мы не начали играть с пространственными капсулами для «райков», с бесконечностью, никаких Залипаний и в помине не было! Я помню время, когда был основан первый «раёк» с его несовершенной ещё капсулой. Мне было лет пять, не больше. Не кажется ли вам странным, что первые жертвы Залипания были найдены именно в той местности?!
Доктор тяжело поднялся.
– Возможно, вы правы. Пространственные капсулы и у медицинской общественности всегда вызывали вопросы. В конце концов, во все времена в психиатрических клиниках находилось немало пациентов, пытавшихся познать бесконечность. Человеческая психика
– Ага! Чувствуете, опять сознание?!
– Не стану спорить. Сознание и всё, что с ним связано: вполне может быть одной из составляющих того, с чем мы столкнулись. Но… – Генн Алексей отвернулся. – Что мы можем с этим поделать? Даже если мы разгадаем загадку Залипших Пространств, остановить движение Зоны мы не сможем. Сотни лет человечество билось над этим. Лаборатории, институты, сложнейшее оборудование… Что могут изменить несколько стариков? – Доктор протестующе поднял руку. – Увольте! Я делаю то, что в моих силах. В данный момент я должен пройти по номерам, где лежат те, кто нуждается в моей помощи. Я вижу, наши гуляки совсем их забыли – коридоры пусты, похоже, бал всё ещё продолжается. Кому-то из тех, кто не может обслужить себя самостоятельно, требуется доза цистопластазина. Я должен идти.
Николай Андреевич насупился, но возражать не стал. Генн Алексей вышел. Матрёша поёрзала в кресле, надо было заняться завтраком, но покинуть номер Скрыбина сейчас она не решалась.
– А… а почему раньше выжившие были, а потом погибали все? – попыталась вернуть Николая Андреевича к разговору Матрёша. Вопрос прозвучал наивно.
– Не знаю, – раздражённо буркнул Скрыбин. – Возможно, мощность воздействия со временем нарастает.
– И скорость тоже? Раньше-то медленно ползло, а теперь за четыре года… фьють, и тут. И когда успело?
– Скорость… – Скрыбин посмотрел на Матрёшу так, словно на его глазах она обратилась белой лебедью. – Движение… Бесконечность… Движение сознания… Матрёша, вы – Эйнштейн! Нет! Вы Тесла! Нет, Леонардо да Винчи! Эклектично мыслите! Золото!
Матрёна испуганно вжалась в кресло:
– Чего я такого…
Скрыбин ей не ответил. Схватив свой потёртый планшет, принялся что-то быстро-быстро записывать. Матрёша с ужасом вслушивалась в абракадабру, которую бормотал старик, и думала, не сошёл ли бедняга с ума. А что вы хотите – возраст!
Дверь распахнулась неожиданно, заставив Матрёну подскочить на месте от испуга. На пороге стоял доктор – бледный, как вечно белые пылепоглощающие стены «райка».
– Там… – Он ткнул рукой в сторону коридора. – В зале… Они все…
Доктор кривил непослушные губы.
– Я пошёл разогнать эту гулянку, а там…
– Что там ещё? – Скрыбин недовольно поднял голову.
– Они все не двигаются.
Закованный в неудобный самодвижущийся костюм, точно древний рыцарь в латы, расстояние до парадной залы Скрыбин преодолел с превеликим трудом. Весь длинный путь в дальнее крыло огромного корпуса, где располагалась зала, Матрёша смотрела на ряды массивных дверей. За каждой из них жилой номер. В скольких из них люди? Больные, беспомощные, не способные позаботиться о себе. Всех их придётся увозить в другие номера, спасать от неумолимо ползущей Зоны. Точно услышав её мысли, доктор тихо произнёс:
– И кто знает, где начинается граница этой самой Зоны.
– Где в сон потянет, там и она, – кряхтя, откликнулся влекомый бесстрастным костюмом Скрыбин. – Но не волнуйтесь, какое-то время мы сможем бороться со сном. Недолго, правда. Так что туда и обратно. Может, вытащим кого.
Такого Матрёше видеть не приходилось. Смешение праздника и смерти. Накрытые столы и стылая, давящая тишина. Разноцветные, поблёскивающие богатыми тканями или дешёвой мишурой одежды и скорчившиеся на полу, на диванах, в креслах люди – скрученные агонией тугие клубки тел, разинутые рты, выпученные в пароксизме страха глаза… И вечные цветы, так напугавшие Матрёшу вчера. Точно знали они о том, что случится здесь несколько часов спустя. Знали и шептали об этом.
А Матрёша не расслышала.
Не разобрала.
Не спасла…
…
– Матрёна Семёновна! – Кто-то тащил её за руку. Кто-то злой и настойчивый. Матрёна застонала.
Спать!
Провалиться в баюкающую тёплую пустоту…
…и спа-а-ать…
– Да, очнитесь же!
Кто-то вёл её куда-то. Кто-то держал под руку слева. Кто-то поддерживал справа. Пустота звала ласково, окликала со всех сторон. Потом из-за спины.
Матрёна открыла глаза, недоумённо огляделась.
– Что ж вы, Матрёна Семёновна… – Доктор укоризненно качал головой. – Предупреждали ведь!
Скрыбин смотрел в развёрстый зев оставшейся позади залы.
– Это было безрассудно. Простите меня! Но я должен был это видеть, – хрипло сказал старик.
С того дня он не расставался с планшетом – что-то читал, чертил, записывал. Пространных разговоров не вёл, ничего не объяснял.
Впрочем, Матрёше и доктору было не до того. Уже несколько суток они перевозили оказавшихся вблизи от Зоны лежачих постояльцев «райка». Многие привыкшие к своим обжитым номерам старики сопротивлялись, менять место отказывались наотрез. Убеждать их было бесполезно – одни верили в хеппи-энд, неизменно случавшийся в любимых сказках «для старшей возрастной категории», другие просто не понимали, о чём им талдычат надоедливые гости.
С каждым днём Матрёна всё больше выбивалась из сил. Доктор становился всё угрюмее. Зона продолжала расти. Перевезённые ещё накануне «райковцы» уже утром снова оказывались у самой её границы. И всё начиналось сначала.
Случалось, Зона их опережала… Угадать, сколько метров захватит за ночь взбесившееся пространство, было невозможно. Ещё накануне её добыча составляла каких-то семь-восемь метров, а за следующую ночь смертоносная невидимка проглатывала больше десятка номеров. Во многих из них были люди.
Одним из погибших оказался постоялец из двести четырнадцатого, бессменный сосед доктора – забавный и неугомонный старичок, знавший несметное множество анекдотов и присказок и тем скрашивающий скучноватое существование зануды-доктора.
Генн Алексей прислонился спиной к коридорной стене.
– Всё, – выдохнул он, равнодушно глядя в потолок. – Это всё.
– Да как же всё? – Запыхавшаяся Матрёша отёрла вспотевшие ладони о подол. – Ещё двести сороковую надо в триста девятый. Двести тридцатого в триста восьмой. Двести сорок второй в триста тринадцатый отказывается, говорит, число несчастливое. Надо триста пятнадцатый подготовить…