Исправленному верить (сборник)
Шрифт:
Бенг дергает родителей: отпустите, дайте слово сказать. Тут нужен взмах обеими ладонями: к себе и слегка навыворот, наружу.
– А если она просто боится сниматься? Если в первый раз?
Даниного отца Бенг никогда не видел. Но профессор Чамианг именно так разводил руками, когда говорил: «Нога – больше не опорная? Да с чего вы взяли, мой драгоценный?» И часто оказывался прав. Многие из тех, кто помнит старого профессора, удивляются, глядя на Бенга: как похож на деда! Не обликом: пятилетний парнишка-крепыш и худой старик – где уж тут сходство?
– Добрый вечер!
Это – городовому у ворот Пеликаньей Слободки.
Многоэтажный город остается за оградой. Тут – сады, частные домики, дорожки, посыпанные щебенкой. Фонари уже открыты, горят зеленоватым «вечным светом». Бледнее электричества, зато – пятьдесят лет, а всё как новые. И дешевле: расходы лишь на фонарщика, чтобы закрывал их по утрам. Четыре жестяных лепестка захлопываются, образуя коробочку. Внутри нее и прячется шарик-ягодка со светом. Фонарик-бересклет.
Пахнет бобовником, пионами, а еще – конским навозом: кто-то из благородных соседей совершал прогулку верхом. Виноград на решетчатых заборах уже в листве, домов почти не видно – за ним и за деревьями. Только мелькают огоньки в окнах: зеленые чародейские, желтые керосиновые, белые электрические.
Дани спрашивает:
– Но ты же можешь отдать ей снимок и без квитка? Когда она придет. А если боишься, что сменщики не отдадут, – так напиши им записку.
– Да, действительно.
Басом лает сторожевая господина Пехотного Тысячника. Ей откликаются две степные гончие со двора Угольного Старосты. Барышни в доме напротив музицируют.
Тепло, балконы открыты. Из дома Чамиангов слышны голоса. Девица Бони и бабушка Киангани оттачивают искусство беседы. Движений не видно, слов тоже не разобрать, но общий смысл понятен: злословят на восточном наречии.
Вот так. Из-за одной работающей женщины ждет ужина вся семья.
Десять дней спустя
В середине прошлого века на этом месте стояли бараки для невольников. Рабы мостили дороги, прокладывали водопровод, рыли ямы под новые большие здания. После отмены рабства бараки снесли, землю отдали под частную застройку, а слободка так и осталась Пеликаньей. Рабы по закону считались слабоумными, и мы обеспечивали их работой не просто так, а из сострадания. Подобно пеликану, милосердной птице, которая всегда носит при себе пищу для голодных.
Дом Чамиангов построил еще Данин дед. Просторный, двухэтажный, с расчетом на семью и на частный прием больных. Недужных было много, а сын – всего один, будущий профессор Нираирри Чамианг. И у него с работой все ладилось хорошо. А с семьей поначалу – не очень. Да так, что к тридцати пяти Нираирри остался совсем один, не считая больных, учеников и коллег по работе.
Правда, вскоре все выправилось. Жена, сыновья, а потом и внучки…
– О господи! Может в пятнадцать лет человек иметь собственную комнату? Отдельную? Вы же мне обещали?!
Девице Ани – почти шестнадцать. Как быстро выросла старшая дочка доктора Рангаи, Даниного старшего брата. Средняя школа позади, волосы по-взрослому подобраны лентой, вместо кукол – заграничные благовония, кавалеры под окном. Ани бы, может, и мелькнула лишний раз за занавеской – если бы не Бони, младшая сестра, с кем приходится делить комнату. Задразнит.
– Вот бабушка в мои годы…
– …сидела в нижней зале на полу и думала: как управиться с этими хоромами? Кто же знал, что нас так быстро станет так много…
Бабушка тут же, в гостиной, на лежанке. Взялась было за рукоделие, но – как обычно – пришла кошка, уселась, и теперь хозяйка боится шевельнуться. Иначе гордый зверь обидится и убежит. Все в доме Чамиангов считают, что главная тут – бабушка, и только сама она знает: кошка главнее.
Отдельная комната для нашей «невесты» – это значит, девичья спальня вся отойдет Бони.
– Вот Бенг. Он себе жилище уже обустроил. А ты можешь переехать в его детскую.
У западной стены гостиной возведен шатер. По обычаю древних ко входу прислонен щит, а рядом привязан конь. Со светлою гривой, рыжий, деревянный, на четырех колесиках. На постройку шатра ушли чайный стол, два стула и покрывало с Даниной кровати. Тетины и бабушкины подушки тоже пригодились – чтобы не сидеть прямо на полу.
Вообще-то Бенг сооружал шатер для Райи – самой младшей своей двоюродной сестренки. Она даже заползла внутрь и что-то довольно залопотала. Но тетя Римбо сказала: такой маленькой нельзя долго прятаться внутри. И теперь шатер в полном Бенговом распоряжении. Может, и правда, пожить пока здесь, а свою комнату уступить Ани? Бенгу не жалко, тут даже уроки можно делать, если принести светильник. Хотя до занятий в школе еще далеко – двадцать дней с хвостиком.
– Высокородного вождя кочевников желает видеть древний Исполин.
Дани, как был, в выходном наряде, опускается на четвереньки и откидывает полог. Оглядывает шатер, решает, что внутри ему будет тесно:
– Пожалуй, подожду тебя на крыше. Я же летучий Исполин!
Вылезает наружу, усаживается на стол.
Бони продолжает советовать старшей сестрице:
– Или переселяйся вниз, там места много. Хотя туда тоже нельзя, там папа работает…
Вот и сейчас доктор Рангаи занимается с учеником. Стажер пишет первую разрядную работу, принес промежуточные выводы.
Девица Ани страдальчески обводит глазами гостиную. Большой портрет деда в лекарском балахоне. Сундук, на нем их с сестрою кукольный домик. Еще одно жилище… Книжные шкафы. Изваяние Змея на полке. Кораблик в бутыли: подарок дяде Дани от одного из недужных. Такие дары тут всюду. Раковины южных морей. Часы со звоном: полдень и полночь отбивают заводные карлы с кирками. Матушкины цветы в горшках. Окна на балкон, на балконе тоже можно жить…
Просторно было, пока дядя Дани не женился. Не въехал сюда сразу с женой и с Бенгом.