Исправленному верить (сборник)
Шрифт:
– Или поступай на работу, как Линг. Кстати! Линг, та твоя дама так и не объявилась?
– Нет. Десять дней прошло. Я боюсь, с ней что-то случилось.
Жена Рангаи, Римбо, разливала чай – на сундуке, ведь стола-то теперь нет. Она передает чашку Ани. Потом покачивает ладонью, будто взвешивает на ней что-то легкое – клубочек или луковицу.
– А ты не спрашивала: те люди, что снимались с ней в один день? Иногда посетители, пока ждут своей очереди, беседуют… Вдруг кто-нибудь ее запомнил?
– Спрашивала: помнят.
Бабушка осторожно поднимает одну руку. Указательный и средний пальцы – к брови и чуть вперед:
– Но! Линг, ты точно помнишь, что вообще заполняла ту бумажку?
Ответа не нужно: бабушка уже не верит. Растяпу нашел себе младший сын.
Бони повторяет то же движение – только от середины лба и медленно:
– А если она не может прийти?
Линг остается только вздыхать:
– Вот об этом я и думаю. Заболела? Или хуже того…
Дани хлопает обеими ладонями по столу – по бокам от себя:
– Так дай мне снимок, я спрошу в больницах. В нашей и в других.
Линг уходит к себе, возвращается с портретом. Бабушка берет его: посмотреть еще раз. Девицы тоже заглядывают.
– Или ее забрали в тюрьму? Этакий взгляд…
– О! – Дани соскакивает со стола, подходит к матери и племянницам. – Дайте мне газету: кто из коронованных особ намерен посетить Южную Столицу в ближайшее время? На кого готовилось покушение?
– Или еще готовится… Вот эта женщина и скрывается. В подполье.
– Но если человек уже сделал или собирается сделать что-то против закона и при этом идет сниматься – странно…
– Чтобы отвести подозрения!
– Тогда это дело не для Стражи, а для Охранного.
– Будто туда только виноватых забирают!
– В Стражничьих участках тоже не всегда преступники сидят!
Младший доктор Чамианг знает, о чем говорит. Сам сиживал – за нарушение порядка в общественных местах. И что, это – преступление? Данин друг Чабир хоть сейчас подтвердит: не было никакого порядка в тех местах и до их с Дани прихода! Да и за настоящее преступление – наутро не выпустят…
– Если хочешь, Линг, – добавляет Дани, подумав, – я и в Страже могу спросить. Только уж не в Охранке.
В гостиную поднимается доктор Рангаи. После смерти отца – старший мужчина в семье, государь в своем доме. Коротко острижен, глаза усталые, две морщины между бровей. Дани-то, как и Бенг, волосы отращивает, завязывает хвостиком на затылке, потому что младший. И дурака валять Рангаи уже не умеет.
С доктором его ученик. Бабушка разворачивает к нему снимок:
– А вам, случайно, не знакомо это лицо?
Что проку задавать такие вопросы стажеру-лекарю, если он – весь в науке, не бывает нигде, кроме Университета и больницы?
– Н-нет… Кажется, нет.
– Но вы не уверены?
– Может быть… Скорее, да: знакомо. Не помню.
– Вспомните, пожалуйста! Она нам очень нужна.
Ни благородной четкости черт, ни простоватой мягкости. Ни даже той блеклости, что свойственна настоящим подпольщицам или дамам из Охранного. Тонкие губы, нос не то чтобы велик, но широк. Должно быть, орочья кровь, хотя вообще-то женщина явно человечьего племени. Глаза получились без блеска. Смотрят прямо перед собой. А еще удалась нечастая, но известная штука, так бывает и на рисунках, и на снимках: если смотреть сбоку, всё равно чудится, будто изображенная особа в упор глядит на тебя.
У кого это язык повернется назвать Линг бездарью? Хороший портрет вышел – знать бы еще чей.
Еще три дня спустя. Третья городская лечебница
Пол в приемном покое выложен плиткой – так легче мыть. Вдоль стен – широкие лавки: если кому-то станет совсем худо, можно лечь, дожидаясь своей очереди. Дежурная сидит за загородкой, оклеенной снаружи разными объявлениями. «Против оспы и корявки обязательны прививки!» Кто-то из любителей точных созвучий слово «прививки» зачеркнул, а сверху написал: «пиявки».
– Добрый вечер. Возможно ли узнать: к вам не поступала вот эта женщина?
Снимок, протянутый в окошко, медсестра отталкивает, не глядя.
– Имя, прозвание? Какого числа?
– Никаких данных у меня нет. Я из светописной мастерской. Это заказчица: не забрала заказ, прошли уже все сроки.
– Вы что думаете: у нас к тетрадке каждого недужного портрет прилагается? Как я ее искать буду? По палатам пойду? Не морочьте мне голову.
Тот же день.
Первая городская лечебница
На шее у Дани поверх балахона болтается на завязках марлевая маска. Развязывать их долго и муторно – проще стянуть через голову. Надо было оставить ее в операционной, но раз уж унес – можно пустить в дело. Например, очень удобно оттереть ею перо от засохших чернил, прежде чем сделать запись в тетради больного.
В ординаторскую бочком пробирается бородатый дядька в исподнем:
– Доброй ночи, доктор Чамианг. Всё не спите?
– Только что из операционной.
– И я не сплю. Шел на лестницу покурить – в палате же нельзя. Вижу: у вас свет горит. Дай, думаю, зайду, спокойного дежурства пожелаю.
Дани машет на больного обеими руками:
– О нет, только не это! Дурная примета, знаете ли.
– Ну, нет так нет. Меня-то до праздников выпишут?
– Надеюсь. Если все будет хорошо.
– Я думаю, будет. А на работу мне когда выходить?
– Ткацкая гильдия? Вы кем там работаете?
– В лавке товар отпускаю.