Испытание адом
Шрифт:
– Это разумно, – согласился Белая Гавань. – Но мне кажется, аналитики обеих разведывательных служб определили рамки новых полномочий МакКвин с достаточной точностью.
– Как я уже говорил, сэр, – гнул свое Янаков, – мне и самому эти выводы представляются убедительными. Однако если она совершенно свободна в своих действиях, почему не подкрепила группировку Тейсмана кораблями стены? Наша разведка потеряла из виду по меньшей мере три эскадры вражеских супердредноутов, не говоря уже о целом рое линкоров! Будь я на месте МакКвин – и имей я серьезное намерение отстоять Барнетт! – некоторые из этих неведомо куда девшихся кораблей уже давно прибыли бы в систему. А о них там, – он пожал плечами и развел руками, – ни слуху ни духу!
– Доводы коммандера заслуживают внимания, – признала лейтенант О'Брайен. – Я сама задавалась этим вопросом. И, как вы знаете, обращалась
– Знаю, Дженни! – пробормотал Белая Гавань и, потерев подбородок, бросил взгляд на парившую над столом голограмму.
На комбинированном изображении карта системы звезды Тревора соседствовала с ретранслируемой картинкой с главного дисплея флагманского мостика. Зрелище производило сильное впечатление.
Восьмой флот – двести военных кораблей, включая тридцать семь мантикорских и грейсонских супердредноутов и двенадцать эревонских дредноутов, – плавал в пространстве в сорока пяти световых секундах от терминала Мантикорской туннельной Сети в системе Тревора. Именно через этот терминал должны были прибыть последние супердредноуты. Но на голограмме были видны не только корабли адмирала Александера, но и пятьдесят пять висевших на орбите Сан-Мартина супердредноутов Третьего флота, которые обеспечивали оборону системы и прикрывали как пребывавшие в стадии сбора силы, так и монтируемые, но еще не завершенные стационарные защитные комплексы. По завершении монтажа половину этих комплексов планировалось оставить в зоне прикрытия Сан-Мартина, тогда как другая предназначалась непосредственно для охраны терминала. Монтаж потребовал очень долгого времени по той причине, что хевы, перед тем как покинуть Сан-Мартин, сделали все возможное для уничтожения орбитальной индустрии системы. Все оборудование пришлось доставлять из систем Альянса. Времени на строительство ушло больше, чем предполагалось первоначально, но, так или иначе, первую очередь орбитальных крепостей планировали поставить на боевое дежурство в ближайшие шесть-семь стандартных месяцев. После этого система вздохнула бы с облегчением, но пока на стационарных орбитах по-прежнему несли свою гордую вахту бесчисленные корабли первой линии, готовые защищать то, что было завоевано ценой чудовищных потерь. Александер задержался взглядом на световых значках супердредноутов.
И ощутил знакомое бешенство. Разумеется, при виде могучих кораблей он испытывал гордость, вспоминая ожесточенные сражения, в ходе которых удалось овладеть этой системой, ну а Феодосию Кьюзак, сменившую его на посту командующего Третьим флотом, граф глубоко уважал и высоко ценил. Ярость его вызывал тот факт, что терминал превратился в якорь, намертво удерживавший Третий флот на месте. Ведь звезду Тревора, по идее, захватывали ради того, чтобы повысить мобильность флота, а не ставить корабли на прикол, однако в Адмиралтействе до полного завершения строительства орбитальных фортов не желали даже слышать о сокращении Третьего флота.
«Нет, я несправедлив», – напомнил он себе. По правде сказать, у Кьюзак уже забрали двадцать супердредноутов, но все они отправились не в боевые рейды, а прямиком на ремонтные базы Королевского флота для профилактического ремонта. И его Восьмому флоту остававшиеся у Кьюзак корабли тоже не светили: Королевский флот сражался за звезду Тревора больше трех лет и обязан был исключить даже малейший риск снова потерять этот бесценный трофей.
«Все будет хорошо, – сказал себе Белая Гавань. – Мы снова переходим в наступление, и, как бы ни были опытны и умны МакКвин и Тейсман, они упустили время. Даже если Тейсман и вправду располагает своей версией подвесок, ему все равно не хватит огневой мощи для отражения нашей атаки. Ну а когда мы овладеем Барнеттом, им придется пересматривать все свои планы с учетом нового стратегического фактора – операций Восьмого флота. Черт побери, мы долго запрягали, но теперь снова поедем быстро».
– Вот так, ребята!
Жаклин Армон широко улыбнулась участникам совещания – командирам подразделений и штабным офицерам, включая недавно получившего повышение коммандера Стюарта Эшфорда. Голограмма над столом штабной рубки сильно отличалась от того, что видел Эшфорд на мониторе своей секции всего полгода назад. Конечно, это всего-навсего симулятор, но все равно зрелище впечатляющее: три уничтоженных линейных крейсера, тринадцать эсминцев и все тридцать три транспортника, охранение которых и составляли вышеперечисленные военные корабли. Таблица сбоку перечисляла потери ЛАК-крыла: шесть кораблей уничтожены, восемь получили повреждения, которые невозможно устранить силами бортовых ремонтных служб «Минотавра», тринадцать подлежат восстановлению без отправки в доки. Соотношение потерь казалось фантастическим: общий тоннаж выведенных из строя, окончательно или временно, ЛАКов составил двести восемьдесят тысяч тонн, тогда как уничтоженные военные корабли противника имели суммарный тоннаж почти четыре миллиона, а грузовые – четверть миллиарда тонн.
– Концепция ЛАК себя вполне оправдывает… во всяком случае, на тренажерах, – заметила капитан Трумэн.
Шкипер «Минотавра», естественно, была приглашена на разбор результатов компьютерных учений; она улыбалась, но в голосе ее слышалась нотка предостережения.
– Это безусловно так, мэм, – подхватил коммандер МакГивер. – Сами посудите, соотношение тоннажа было восемьсот к одному в их пользу, а соотношение потерь, не знаю уж какое, но явно в нашу.
– Действительно в нашу, и составило оно один к ста пятидесяти двум, – вступила в разговор Барбара Стахович. – Мы потеряли сто девятнадцать единиц, из них окончательно девяносто три, а они шестнадцать тысяч девятьсот пятьдесят одну.
– На симуляторе! – кисло указал Зеленый контр-адмирал Джордж Холдерман.
В отличие от Трумэн, его на разбор учений никто не приглашал – он пришел сам. Это не соответствовало традициям Королевского флота, однако ни у кого на борту «Минотавра» не было достаточно высокого звания, чтобы перечить контр-адмиралу. На борту «Минотавра» не было ни одного человека, который бы обрадовался прибытию Холдермана, поскольку контр-адмирал являлся давним, убежденным и непримиримым противником самой концепции широкого применения носителей. Солидный боевой опыт придавал его суждениям определенный вес, и он стал признанным лидером и оратором «палубных ракетчиков», как окрестили на флоте противников новой тактической идеи. Все прекрасно знали, что он считает всю затею с ЛАКами бессмысленным и совершенно недопустимым разбазариванием ресурсов. А главное, у Холдермана имелись сторонники, влияния которых хватило для того, чтобы, вопреки сопротивлению Янакова, назначить «палубного» адмирала главой комиссии по оценке боевых возможностей «Минотавра».
– Со всем должным почтением, адмирал, – невозмутимо сказала Трумэн, – должна заметить, что до реального столкновения кораблей с противником любая стратегическая, оперативная или тактическая концепция может быть опробована только на тренажерах и компьютерных моделях. Надежность этого метода никем не подвергается сомнению, а он однозначно подтверждает эффективность применения легких кораблей.
Золотоволосая женщина смотрела Холдерману прямо в глаза, и его бычья физиономия помрачнела. Капитану Элис Трумэн не нравилась бесцеремонность, с которой гость вломился в обсуждение, ей не нравился и он сам как человек, а еще больше ее возмущала нечестная игра: Холдерман пытался подвергнуть сомнению результаты учений на симуляторах, чтобы убедить приемную комиссию принять во внимание «более реалистические» оценки – то есть пренебречь всеми преимуществами ЛАКов: в скорости, маневренности и малой уязвимости благодаря размерам.
Контр-адмирал отлично понимал, на что она намекает, и тон капитана привел его в ярость. Мало того, младший по званию офицер осмелился возразить старшему даже не в приватной обстановке, а публично! Однако достопочтенная Элис Трумэн была не просто младшим офицером. Она имела превосходный послужной список, отменную репутацию, влиятельных друзей – и состояла в списке на повышение. При появлении первой же флагманской вакансии ей предстояло получить звание контр-адмирала, минуя коммодорский чин, что в Королевском флоте случалось очень редко даже в военное время. Холдерман об этом знал – и не сомневался, что смелость Трумэн вызвана как раз тем, что она в курсе планов бюро по кадрам. Только это могло объяснить столь беспримерную наглость.