Испытание киллера
Шрифт:
— Ясно, — Звездорванцев потирал ладошки и доставал из кейса с золоченой монограммой (ах, как хочется казаться большим и солидным!) коробку с шахматами: — Ну, тогда, может… эээ… партейку?
— А вот это — с превеликим удовольствием! — Тут я усаживался на краешек стула (привинчен, зараза, не подвинешь у столу!), и мы начинали сражаться не на жизнь, а на смерть — Звездорванцев, дилетант в сей строгой игре, отдавался ей самозабвенно, будто с разбегу нырял в омут.
Такой расклад меня вполне устраивал — можно было посидеть в нормальной комнате, подышать воздухом, покурить и, общаясь с хорошим человеком, узнать, как там — на воле. Такой идиллии, впрочем,
— Все шито белыми нитками, — резюмировал он, определившись в отношении меры пресечения. — Все вы так — подстава, подстава! Надо же, а! Водку ему в рот залили! Может, они еще и бабу под тебя подложили?! И щипцами от камина и ледорубом полтергейст позабавлялся?! Ха!
Но мою просьбу об обязательном присутствии адвоката неожиданно выполнили — честно говоря, я не рассчитывал на результат, когда, руководствуясь опытом просмотренных видеофильмов, гордо заявлял, что без адвоката нашей фирмы даже рта не раскрою! А может, сыграло роль особое положение нашего адвоката в системе отношений правоохраны и криминалитета. Борис Моисеевич Гольдман, состоящий на службе у Дона, за время своей активной деятельности посадил на скамью подсудимых не один десяток товарищей в форме, имевших неосторожность превратно истолковывать суть и значение правозащиты в современном уголовном процессе. В общем, адвоката ко мне доставили и даже позволили переговорить наедине, предварительно обыскав Гольдмана, дабы не пронес злобному убийце каких-нибудь запрещенных предметов.
— Я все знаю, — махнул рукой Борис Моисеевич, когда я попытался изложить суть дела. — Я предупредил, чтобы не смели без меня предъявлять обвинение… Так что… — Тут он смутился и виновато пожал плечами: — Ну, знаешь, придется тебе посидеть некоторое время в СИЗО, мальчик мой… Мммм-да… Так вот. Это липа — дураку понятно. Я разберусь — подключим все резервы, заплатим кому надо — можешь не беспокоиться. И не из таких передряг выскакивали…
— Нехорошо мне в СИЗО будет, дядя Борис, — мрачно сообщил я. — Знаешь, сколько товарищей хотят мою голову?
— Знаю, мальчик, знаю, — торопливо покивал Гольдман. — Уже дадено кому надо — будешь сидеть в комфортабельной одиночке. Ты же у нас бывший вэвэшник — положено отдельно содержать. Так что — не беспокойся, быть удавленным в общей камере тебе не грозит.
— И на том спасибо, — поблагодарил я и поинтересовался. — Как Дон?
— Нормально, — отводя взгляд, ответил Гольдман, в его голосе я уловил фальшь. — Ты не волнуйся — сиди себе… Да — вот еще что! Без меня — ни слова! Понял? Ни ЕДИНОГО словечка! Все показания — в моем присутствии. И ничего не вздумай подписывать. Ясно?
— Да понял я, дядя Боря, — успокоил я Гольдмана. — Вы, главное, найдите, кто меня подставил. И знаете — я могу подсказать: ищите в Кировском районе.
— Это уже не твоя забота, мальчик мой, — мудро сощурился Гольдман. — Твой патрон занимает достаточно высокое положение в системе, а потому у тебя не должна болеть голова о том, как тебя будут вытаскивать из дерьма, в которое ты имел неосторожность вляпаться. Так что — сиди себе…
Меня благополучно переместили с СИЗО и водворили в одиночку. Никто меня ногами не бил и прикладами в спину не
Обстановка одиночной камеры комфортом не отличалась: откидные нары и отвратно воняющая в углу чаша «Генуя» (на местном диалекте — «параша» или «толчок»), над которой свисал протекающий водопроводный кран. Когда я намекнул, что неплохо бы заполучить матрац, робу, туалетные принадлежности и так далее, корпусной терпеливо разъяснил:
— Вот на зону придешь — тама тебе все и дадут. Тута ни фуя не получишь. А матрац — с бикарасами. Хошь?
Я решительно отказался — уж лучше на голых досках бока отдавливать, чем потом беспрерывно чесаться…
— И вообще — должен радоваться, — сообщил свое мнение корпусной. — У нас тута людишек — как сельдей у бочке. А ты, как король, — отдельно. По режиму, вишь ты, полагается ему! Хм… Ну, бывай, хлопец, — и со страшным скрежетом захлопнул железную дверь, похоронив меня в замкнутом пространстве камеры…
на следующий день, после завтрака, который состоял из пары кусков липкого черного хлеба и тарелки перловки с острым привкусом хлорки, меня повели на допрос. Комната для допросов располагалась в этом же корпусе, на последнем этаже. За ближним к зарешеченному окну столом сидел румяный молодой человек с бездонно-голубыми глазами и скучающе обрабатывал ногти маникюрной пилкой.
— Спасибо, — сказал он корпусному и сделал отмашку рукой — типа удались, тот ретировался, оставив дверь слегка приоткрытой.
— Дверь-то закройте! — возвысил голос румянолицый.
В коридоре раздалось брюзгливое бурчание по поводу какой-то матери и безопасности следователя, однако дверь закрылась.
— Ну вот и ладненько, — констатировал румянолицый и указал рукой на свободный стул: — Садитесь, пожалуйста.
— Спасибо, — буркнул я, присаживаясь, и уточнил: — На сколько?
— В смысле? — не понял румянолицый.
— На сколько садиться — лет на двадцать? — Я пристально посмотрел на собеседника, стараясь определить степень сопричастности следака моим напастям.
— Ах, вон что! — румянолицый смущенно улыбнулся и нервно мигнул — значит, в курсе, сволочь, почем дровишки! — Я полагаю, мы разберемся с вашим делом, угу… и расставим все точки над «і». Кстати, я ваш следователь. Звездорванцев, Василий Хафизуллович…
— Василий Хафи… как? — переспросил я.
— Хафизуллович, — зарделся следак. — от слова Хафизулла.
— Эк вас угораздило, — посочувствовал я. — А на вид вы совсем даже бледнолицый! Да и фамилия… Хм! Н-н-нда…
— Ну… где вы встретите сейчас носителя чистого этноса? — заоправдывался Звездорванцев. — Сейчас все так перемешалось… мгхм… ммм… монголы там, видите ли, триста лет, ага… Так что… А насчет фамилии — увы, мы не выбираем. Впрочем, давайте займемся делом.
— Давайте, давайте, — согласился я и выдал: — Вы в курсе, что без своего адвоката я вам ничего не скажу? Там, на подходах к изолятору, должен где-то топтаться такой толстенький курчавый дедок — мой адвокат. Гольдман его фамилия.