Испытание мечтой или подруги поневоле
Шрифт:
— Конечно, — едко заметила Клавдия Семёновна, — эти глупышки подкупали мужчин из простых, и дети рождались лишёнными дара. Адюльтер становился очевидным.
У меня голова шла кругом от услышанного.
Наш караван остановился перед воротами усадьбы, студентки щебечущими стайками направились к дому с бирюзовыми стенами, белыми колоннами и скульптурами мифических существ на крыше. Прилучная довольно быстро нагнала меня, за ней подтянулись и остальные девочки четвёртой группы. В суете, сопровождавшей мероприятие, поразмышлять не получалось, я оставила раздумья на потом и переключила внимание на экскурсию. И не пожалела. Карп Порфирьевич рассказывал очень интересно. Усадьба принадлежала известному меценату Доральду Захаровичу Розову. Этот человек покровительствовал многим начинающим художникам, в поддержку их творчества покупал почти всё, выходившее из-под кисти не успевших набрать популярность мастеров. В результате весь его загородный дом заполонили картины. Тогда-то господин Розов и принял решение организовать здесь музей.
Не особенно разбираясь в живописи, я не могла давать профессиональную оценку собранию мецената, но на интуитивном уровне чувствовала нехватку чего-то необходимого, привычного. Покидая один за другим залы, всё больше ощущала дисгармонию.
— Что-то в этой галерее не так, — не выдержав, поделилась впечатлением с Алиной.
— Ясно что! Голых баб нет.
Точно! Женских портретов, тем более картин эротической направленности, не было вообще. Мужские портреты изредка попадались, но висели как-то скромно: либо в углу, либо в простенке. В основном интерес живописцев был направлен на пейзажи и натюрморты. Ещё довольно много было жанровых сцен, но позировали для таких картин тоже мужчины, а если присутствовала женщина, то стояла так, что разглядеть ничего, кроме уха и причёски, невозможно.
Миновав два десятка залов, мы перешли на второй этаж. Здесь висели новейшие приобретения музея. Я порядком устала и уже присматривала диван, где можно отдохнуть, как попала в удивительное место. В новом помещении демонстрировались полотна импрессионистов. Показалось, что передо мной картины любимого мной Клода Моне. Одна из картин напомнила «Дерево на воде». Во всяком случае, цвета были те же. Я изумлённо рассматривала её, когда ко мне подошёл Карп Порфирьевич:
— У вас отменный вкус, леди Морковина, — похвалил он, — за этим направлением — будущее живописи. Арсений Жемчужный весьма талантлив и считается основоположником.
Я присмотрелась к табличке, где был указан автор работ, и согласилась с учителем. Хотя не могла не удивляться, что в столь непохожих мирах картины не знакомых с творчеством друг друга художников имеют перекликающиеся мотивы.
Возвращались мы в общежитие усталые, но довольные. Ничего так не разгружает мозг как смена впечатлений. Красивые интерьеры, росписи потолков, позолота багетов, изящество декора и — особенно — произведения искусства настроили меня на возвышенный лад. Всю обратную дорогу я молча смотрела на пробегавшие мимо зелёные поля и полупрозрачные рощи. Думала почему-то о Лексе: какие картины понравились бы куратору, что бы он сказал о самой поездке. Глупо, конечно. Наверняка Лекс успел побывать в ближайшем художественном музее, и, судя по манерам, это дело для него привычное и необходимое.
Всё что мне хотелось этим вечером — это сразу после ужина улечься на кровать и полистать привезённые из графского дома книги. Была у меня мысль насчёт Ясмины Веровой: раз эта женщина задумывалась над исполнением пророчества, вполне могла подобрать подходящую литературу, а я утащила внушительную стопку из её библиотеки.
Увы, но этим мечтам сбыться не удалось.
Вернувшись из трапезной, Прилучная обнаружила последствия обыска в своём углу. Она догадалась, что шум поднимать не стоит, метнулась ко мне, выпучив глаза не хуже нашей учительницы по бытовым заклятьям:
— Ленка, — всхлипывая шептала она, остановившись в шаге красной линии, — иди сюда! Я не знаю, что делать!
Зайдя на территорию подруги, я увидела разбросанные вещи. Кто-то порылся в ящиках стола и перевернул всё на этажерке. Это случилось впервые. Раньше никто из нас не замечал изменений порядка в комнате, сколько бы мы ни отсутствовали. Устроенный бардак можно было бы считать мелкой неприятностью, чьей-нибудь глупой шуткой или местью, не случись непоправимое: раскрытая шкатулка стояла на полу, а рядом с ней, освещая коврик серебристым сиянием, лежали оба наших свитка. Один из них показался мне поблекшим.
— Так и было? — спросила я, указывая глазами на свитки.
Прилучная взяла меня за руку, пальцы её подрагивали и показались мне ужасно холодными:
— Я хотела поднять. Как только дотронулась до него, он стал угасать. Испугалась и бросила. — Алинка повернулась ко мне, часто-часто моргая. Ещё секунда и расплачется как малышка, у которой отняли куклу.
Понять её нетрудно. На ковре документы не оставишь, нужно спрятать обратно. Граф Веров советовал предложить жениху достать свиток из шкатулки. Не скажешь ведь: «Дорогой, будь добр, подними подтверждающий мой дар документ с пола». Мне тоже никто не позволит учиться в Школе заклятий, обнаружив отсутствие дара у якобы княжеской дочери.
— Давай спрячем свитки и никому не расскажем о том, что они погасли! — зашептала подруга.
— Само собой, мы не станем трубить об этом, — согласилась я, но тут же предположила: — Найдётся кому растрезвонить. Не сама же шкатулка раскрылась, кто-то это сделал целенаправленно.
Слёзы всё-таки покатились по Алинкиным щекам. Именно частые её всхлипы навели меня на мысль. Схватив раскрытую шкатулку, я положила её на бок рядом с сияющим свитком и приказала:
— Дуй!
В следующую минуту две стоящие на четвереньках студентки Школы заклятий синхронно раздували щёки и до истощения выдували воздух, направляя его на свиток. Опыт удался — свиток закатился внутрь. Мы переползли на коленях ко второму. Я, прикрыв шкатулку, чтобы первый экземпляр не выкатился обратно, собиралась пристроить её рядом со вторым, но за нашими спинами раздались шаги и заскрипел голос воспитательницы:
— Девы! Проверка! Девы! Всем подняться! Проверка!
Мы с подругой вскочили на ноги. Клавдия Семёновна наспех произнесла заклинание порядка. Разбросанные вещи мигом вернулись на привычные места, покрывало на кровати разгладились, пыль с поверхностей исчезла. Только одинокий свиток остался лежать на ковре.
Я так и стояла со шкатулкой в руках. Прилучная постаралась загородить потускневший документ, но от пристального взгляда воспитательницы ничего нельзя было скрыть. Клавдия Семёновна прошлась по центру зала и остановилась напротив нас:
— Почему вы вдвоём? — она сверкнула на меня глазами: — Идите к себе, леди Морковина.
— Извините, — я сунула шкатулку в руки Алине и успела сделать шаг в сторону своего угла, но воспитательница, чуть не взвизгнув, спросила:
— А это что? — она указывала на пол.
Прилучная хватала ртом воздух, не находя слов. Я метнулась обратно, быстро подняла свиток, бросила его в шкатулку и захлопнула крышку. Едва подруга успела поставить шкатулку на стол, а я вернуться к себе, как громоподобный голос возвестил о приближении ректора. Мужчина-гигант зашёл в зал, за ним семенил знакомый нам секретарь и ещё несколько клерков, которых мы видели впервые.