Испытание огнем. Лучший роман о летчиках-штурмовиках
Шрифт:
Посмотрел влево. В группе, начавшей пикировать, один «ил» горел.
«Эх, не успели придавить зенитчиков».
Снова взгляд на батарею:
— Теперь пора. Бору… Огонь!
Светлячки с земли метнулись к нему. Осипов скольжением в сторону вывел самолет из трассы… Снова прицел: «Еще огонь!» Хвостовое пламя эрэсов уперлось в начало трассы, идущей от земли в небо. Светлячки исчезли.
«Где горящий?»
Косматая комета пикировала в строю других самолетов, посылая вперед себя на землю огненные щупальца.
«Живет. А кто?… Надо посмотреть, что сзади. Нет ли отставших…»
— Бору!
Группа над восточной окраиной аэродрома вышла из атаки и стала уходить. Горящий самолет полез вверх, набрал метров триста. Из огня выскочил черный комочек и закачался на парашюте. «Человек жив. А что дальше?»
Осипов посмотрел вниз — под крылом стоянки Ю-87.
— Бору!… Бомбы!
И выбросил серией из четырех кассет всю осколочную бомбовую мелочь на дымящуюся от языков пламени землю…
Солнце выбралось из-за горизонта, послав навстречу «илам» ослепительный свет, спрятав в своей сияющей яркости уходящих от аэродромов врага летчиков.
…Осипов осмотрелся: рядом свои «яки»… Строй догоняли лобастые самолеты.
«Неужели «фокке-вульфы»?».
— «Горбатые», «маленькие», сзади чьи-то истребители.
— Видим, видим. Это свои.
Обгоняя строй, верхом уходили домой «Лавочкины»…
Промелькнул внизу дымящийся туманным паром Сиверский Донец, потом приречные перелески. Линия фронта. Осипов, как и многие другие летчики, почувствовал теперь тугие привязные ремни и ощутил нывшие от напряжения мышцы спины и плеч, натертую воротником шею, вздохнув горячий воздух, идущий от перегретых радиаторов мотора. Облизнув пересохшие губы, открыл броневую заслонку водомасляного радиатора. Хотелось пить.
Прошло полтора часа после возвращения полка, и подполковник Митрохин вызвал Осипова на КП.
— Лейтенант, тебе поручается выполнить повторный налет на аэродром.
— Одному?
— Зачем же одному? Для этой задачи выделяется шесть «илов» и шесть «яков». Наши летчики по твоему выбору, а истребителей дадут.
— Товарищ командир, я же рядовой. Рядовым и пойду.
— Приказ есть приказ. Наверное, не одни же мы в это время пойдем. А тебя посылаем специально: район этот тебе хорошо знаком, и опыт есть. Этим полетом экзамен на выдвижение держать будешь.
— Понятно… В паре Борубай, а остальных назначайте сами. Только машины надо бы со стрелками.
— Дадим.
Пока собирали летчиков, Матвей успел загнать свое волнение, вызванное безнадежностью задания, далеко внутрь.
«Сейчас самое главное — не показать личное сомнение в благополучном исходе полета. Если пилоты увидят на лице командира страх или растерянность, то «труба», в бою могут и не подчиниться, начнут действовать каждый по своему разумению. Тогда конец…»
Шесть больших и столько же маленьких самолетов дружно гудели над землей. Крылатые машины не волновались: железо и дерево бездушно. Люди же в самолетах, оставшись наедине со своими мыслями, думали и чувствовали по-разному. Едиными были только приказ и долг.
День достиг своего великолепия: солнце, небо и земля старались удивить друг друга своими яркими нарядами, выбрав средством общения прозрачный воздух. Но это не радовало Осипова. Он сейчас думал, что ему делать.
«Разворошили
— Корнев, поползешь животом по земле всю дорогу или нет?
— Какой прок тогда тебе в нас. Твой утюг пусть ползет, а мы вверху будем. Наша «балалайка» без скорости и маневра тебе обуза и нам смерть.
— Демаскировать будешь меня сверху.
— По-другому не могу.
— Ладно. Полезли в гору. Впереди вроде бы кучёвочка пошла. За ней пойдем. С земли нас не видно будет.
— Хорошо. Согласен.
Решение принято. Машины начали уходить от земли все дальше и наконец оказались за бело-синими блинами облаков. Солнце палило. Его лучи, отражаясь от облачности, освещали самолеты снизу солнечными вспышками света. И от их яркости было больно глазам.
— «Горбатым» и Корневу смотреть за воздухом. Не прозевать чужих истребителей…
Прошли минуты молчаливого настороженного полета, и под самолетами поплыла «чужая» земля.
— Конаков, как там у тебя дела за хвостом?… Ты что, спишь?
— Нет, командир. Смотрю. Вблизи все хорошо. Сзади слева, выше появились какие-то самолеты. Наверное, наши. Следом за нами из тыла идут. Может, бомберы, нам «помогать» над целью будут?
— Давай смотри, да не заглядывайся… Корнев! Сзади самолеты видишь?
— Наблюдаем. Похоже, «пешки» [17] с истребителями. У них, видать, скорость поболе. Подойдут, посмотрим.
— Ладно. Привести оружие к бою. До цели сорок километров.
«Если бомбардировщики идут на Харьков, то лучше и не придумаешь. Сейчас они меня обгонят, и я под их шум и тарарам проскочу на цель, а там…»
Посмотрел влево. Самолеты почти догнали, но в солнечных лучах были плохо видны.
— Командир, двадцать пять «пешек» и двадцать истребителей. Со снижением, на скорости идут.
17
«Пешки» — самолет Пе-2, фронтовой двухмоторный, двухкилевой бомбардировщик. Конструктор В. М. Петляев.
— Хорошо. Нам на руку.
И в это время взволнованно закричал Корнев:
— Осипов, уходи в сторону! Это «дорнье» [18] и «мессершмитты»!
Матвей встревоженно взглянул на догоняющую их чужую группу… И понял: уходить поздно… «Мессершмитты» уже увидели непрошеных «гостей» у себя в глубоком тылу, около своих аэродромов. Их, как стайку комаров, сдуло ветром от своих подопечных, и они сверху кинулись к «илам».
Неслись секунды… «Что предпринять? До земли две тысячи метров, до цели сорок километров полета. Наверное, по радио фрицы уже передали своим, и там взлетает новая партия «шмиттов». Если дальше пойду, никто не вернется…»
18
«Дорнье» — немецкий двухмоторный двухкилевой бомбардировщик