Испытание правдой
Шрифт:
— Теперь ваши родители и попечители кричат о том, что вы держите на работе аморального учителя?
— Адюльтер — это ерунда. Если бы дело было только в этом, я бы стукнул кулаком по столу и заставил всех заткнуться. Нет, проблема в другом, Ханна. Вы помогли преступнику, находящемуся в розыске, переправиться через государственную границу, дабы уйти от наказания. Возможно, вас заставили это сделать. Возможно, вы не видели другого выхода, кроме как выполнить его требования. Тем не менее вы сделали это… и на сайтах Си-эн-эн и «Фокс ньюс» уже опубликовано заявление Министерства
— Вы хотите, чтобы я написала заявление об уходе? — произнесла я на удивление спокойным голосом.
— Давайте не будем торопиться.
— Если мое увольнение облегчит вам жизнь, я готова уйти сейчас же.
— Вы серьезно? — спросил он.
— Абсолютно.
Он участливо посмотрел на меня.
— Вы не хотите сохранить свою работу? — спросил он.
— Конечно хочу. Я люблю свою работу. И вы это знаете. Но вам также известно, что меня могут привлечь к ответственности за пособничество преступнику. Теперь вы знаете и мою позицию в этом деле — я буду кричать во всех судах, что это было запугивание и выкручивание рук. Моя совесть чиста, мистер Эндрюс. Сейчас моя главная и единственная забота — узнать, жива моя дочь или нет. Так что, если мое дальнейшее пребывание в школе грозит обернуться скандалом, я уж лучше облегчу вам жизнь и уйду сама.
Эндрюс молчал какое-то время, постукивая пальцами по крышке стола. Наконец он произнес:
— Нет необходимости увольняться. Однако я попрошу вас взять отпуск. Разумеется, оплачиваемый… и поверьте мне, я разнесу этот попечительский совет, если они станут возражать. Я выступлю с заявлением для прессы, в котором скажу, что вы попросили об отпуске и это вовсе не увольнение. Если меня спросят, я отвечу, что вы всегда были самым любимым и уважаемым членом нашего коллектива. Но предупреждаю сразу: попечительский совет — это сборище ультраконсерваторов, и, если Минюст все-таки решит открыть против вас дело и ситуация выйдет из-под контроля, я, честно говоря, не знаю, как долго мне удастся сдерживать их натиск.
— Я не сомневаюсь в том, что вы сделаете все возможное, мистер Эндрюс.
— А сейчас, наверное, вам лучше покинуть здание школы. Я попрошу своего секретаря привести в порядок ваш кабинет. И последнее: у парадного входа собралось человек десять репортеров. Может, вас вывести через черный ход?
— Было бы неплохо.
— Ваша машина на парковке?
Я кивнула.
— Темно-синий джип «чероки»? — спросил он.
Я снова кивнула.
— Не могли бы вы дать мне ключи?
Я передала ему связку ключей. Он вышел в приемную и тут же вернулся:
— Джейн подгонит машину к двери.
Мы молча подождали две минуты, потом мистер Эндрюс дал знак, чтобы я следовала за ним. Мы спустились по лестнице к выходу на задний двор. Машина уже стояла там, и Джейн рядом. Но как только я сделала шаг к машине, огромная толпа репортеров и операторов выскочила из-за угла. Они тут же обступили нас плотным кольцом и начали засыпать вопросами.
— Миссис Бакэн, это правда, что вы помогли Тоби Джадсону бежать в Канаду?
— Вы сознавали, что нарушаете закон?
— Вы хотели бросить мужа ради него?
— Вы до сих пор состоите в подпольной организации?
— Вы вините себя в том, что произошло с вашей дочерью?
— Вы уговорили ее сделать аборт?
— Вы убеждали ее в том, что это нормально — спать с женатым мужчиной?
Последние три вопроса добили меня, и я вдруг, потеряв контроль над собой, обрушилась на журналиста:
— Как вы смеете нести такой вздор?
— Ханна… — попытался остановить меня Карл Эндрюс, но я уже не слышала его и кричала: — Моя дочь пропала… возможно, ее уже нет в живых… а вы позволяете себе эти непристойные инсинуации…
Один из репортеров крикнул в ответ:
— Значит, вы не собираетесь просить прощения за то, что совершили?
— Ни в коем случае! — рявкнула я, чудом пробравшись за руль.
Репортеры облепили окно, продолжая выкрикивать вопросы, свет телевизионных ламп слепил меня. Я завела мотор, все отпрянули от машины, и я резко тронулась с места.
В двух кварталах от школы я притормозила у обочины, заглушила двигатель и принялась колотить по рулевому колесу. Я была вне себя от ярости, и не только из-за этих подлых журналистов, я злилась и на себя: все-таки попалась на их удочку.
Значит, вы не собираетесь просить прощения за то, что совершили?
Ни в коем случае!
Как я могла так сглупить? Какое-то время я сидела в машине, не двигаясь, ничего не соображая. Потом все-таки заставила себя поехать в отель.
Как только я зашла в свой номер, зазвонил сотовый. Марджи.
— Я только что видела, — сказала она.
— Марджи, дорогая, я так виновата. Я…
— Разве я не просила тебя спрятаться? — тихо произнесла она. — Я не говорила…
— Я знаю, знаю, я все испортила…
— Нехорошо получилось, дорогая. Это совсем не то, что нам сейчас нужно. И мне только что звонил Дэн, он в ярости.
— Почему он мне не позвонил? — произнесла я, поймав себя на том, что думаю вслух.
— Это уж ты у него спрашивай. Но он очень зол на меня, выговаривает за то, что я позволила тебе сорваться с поводка.
— Это его слова?
— Послушай, его можно понять, он тоже в напряжении. Ему пришлось объясняться с администрацией госпиталя, и его беспокоит, что это может сказаться на его практике.
— И теперь пресса будет доканывать меня этим высказыванием…
— Мы постараемся ответить должным образом. Я могла бы организовать твое интервью какому-нибудь сочувствующему журналисту, чтобы как-то сгладить негатив. Нам необходимо представить твою версию истории в течение следующих тридцати шести часов, иначе победит Джадсон. К сожалению, так уж работают массмедиа — тебе дают всего полтора дня на ответный удар.