Испытание правдой

Кеннеди Дуглас

Как только она отошла от нас, Марджи сказала:

— Знаешь, я никогда не доверяла тем, кто изъясняется восклицательными знаками.

Тут распахнулась дверь зеленой комнаты, и вплыл сам Хосе Джулиа. Разумеется, я видела его прежде на экране — он крутился на телевидении с середины семидесятых, начинал как репортер Эн-би-си, носил длинные волосы и кожаную куртку и хвастался своими либеральными взглядами. С тех пор он пережил несколько реинкарнаций — работал ведущим на разных кабельных каналах, в провальном журнале Эй-би-си, потом заделался журналистом-критиком, прежде чем, в конце девяностых, нашел свою нишу возмутителя спокойствия и провокатора. И хотя он всегда преподносил себя как «аполитичного» журналиста, тот факт, что ему доверили расширенный

эфир на «фокс ньюс», прежде чем он перешел на «Нью Америка кейбл ньюс», однозначно говорил о щедрости его хозяев-консерваторов. Чего стоила патриотическая околесица, которую он нес после событий 11 сентября, или появление его имени на первых страницах газет после того, как он застращал на своей программе имама, заявив ему: «Вы ненавидите наш образ жизни»; тот комментарий был с восторгом встречен в правых кругах. Именно этого я больше всего и боялась — что Джулиа начнет разыгрывать патриотическую карту и терзать меня вопросами о любви к родине.

— О, добро пожаловать, Ханна Бакэн! — радостно воскликнул он, ринувшись прямо на меня.

Как ни противно мне это признавать, но для мужчины на пороге шестидесяти он выглядел безупречно: черный костюм с иголочки, сливочного цвета рубашка и сдержанный галстук в горошек, богатая черная шевелюра, слегка взъерошенная, густые усы а-ля Сапата [68] и улыбка на тысячу ватт. Всем своим видом он демонстрировал хороший вкус в одежде и отличную спортивную форму.

68

Имеется в виду Эмилиано Сапата (1879–1919) — деятель мексиканской революции 1910–1917 гг.

— Я так счастлив видеть вас здесь, — сказал он, протягивая для пожатия сразу обе руки. — Просто счастлив. Вы рады, что находитесь у нас?

— Э… честно говоря…

— Я знаю! Знаю! Тот человек! Я не могу сказать, что осуждаю вас, но, как только мы перейдем в студию, у вас будет возможность высказаться начистоту — ина национальном телевидении. Да мы тут устроим настоящий «дилерз чойс», как в покере! В самом деле, Ханна, ведь истинная цель нашего шоу… повеселиться.

Повеселиться? Он действительно сказал повеселиться?

— Вот именно, — сказал, он, прочитав мои мысли. — Потому что хотя мы и будем касаться весьма щекотливых личных аспектов… конфронтация и катарсис — что может быть забавнее, верно? И одна из причин, почему я всегда выступаю за то, чтобы это шоу записывалось без зрительской аудитории, состоит как раз в том, что схватка проходит куда острее, когда нет толпы, криками подбадривающей соперников.

Я кивнула.

— Так что, если хотите разозлиться там, в студии, злитесь.Хотите сказать ему все, что о нем думаете, — говорите. Идет?

— Идет, — ответила я.

— У вас все получится. Я знаю. Увидимся в пять.

И он выплыл из комнаты.

Я повернулась к Марджи и прошипела:

— Я ухожу.

— Нет, ты остаешься, — прошипела она в ответ.

— Он собирается устраивать какое-то фрик-шоу. Особенно если учесть, что емуон наговорил то же самое, что и мне. «Если хочешь злиться, злись. Заткни ее. Обзови ее шлюхой!» Ябуду выглядеть идиоткой…

— Обратного хода нет, — сказала Рита, схватив меня за запястье и крепко сжав его. — Жребий брошен. И ты сделаешь то, что…

Я встала. Рита силой усадила меня обратно.

— Ханна, это твой единственный шанс восстановить справедливость. Если ты сейчас уходишь, cause celebre [69] умножается на десять. Ты идешь на программу — у тебя появляется шанс закрыть это дело, вернуться в прежнюю жизнь.

Что ты выбираешь?

69

Громкое дело (фр.).

Вмешалась Марджи:

— Если ты посмеешь уйти, я умру на месте, и мой призрак будет преследовать тебя до конца твоих дней.

— Это не смешно, — сказала я.

— А я и не шутила.

Вернулась Джеки — все с той же планшеткой и восклицательными знаками, которые так и сыпались из нее.

— Момент истины, Ханна! Готова к бою?

Я с трудом поднялась, испытывая головокружение. Если бы я упала в обморок, если бы мне стало дурно…

Я бы никогда не простила себе этой минутной слабости.

— Я готова, — твердо сказала я.

Марджи взяла меня за руку:

— Ты справишься.

Я последовала за Джеки в студию. По дороге она сказала:

— Мы не можем пригласить вашу группу поддержки, поскольку Хосе категорически против посторонних лиц в студии — только съемочная бригада и участники. Но в зеленой комнате установлен монитор, и они смогут наблюдать за происходящим.

Декорации были очень простыми. Высокий стул наподобие трона для ведущего, два узких кресла друг против друга по обе стороны низкого столика. На голубом заднике красовался логотип «ХОСЕ!».Ко мне подошел звукорежиссер с беспроводным микрофоном, закрепил его на лацкане моего пиджака и попросил спрятать аккумуляторную батарейку во внутренний карман. Мне показали мое кресло, и я села, пару раз меняя позу ног, чтобы расположиться поудобнее. Подоспела гримерша, подправила огрехи в макияже, проявившиеся в последние полчаса. Я закрыла глаза, пока она припудривала мне щеки и нос. Когда я открыла их, передо мной сидел Тобиас Джадсон. Я невольно дернулась. Вблизи он выглядел еще более кряжистым, чем на фотографии. Сейчас ему как раз припудривали лысую макушку, и в стеклах его очков без оправы отражались блики света. Наши глаза встретились на мгновение. Он поприветствовал меня коротким кивком головы. Я кивнула в ответ, и мы оба отвернулись. На столике перед Джадсоном лежали две книги — его автобиография и Библия.

Вышел Хосе Джулиа, за ним хвостом увивались его личная гримерша и режиссер, нашептывающий ему на ухо последние инструкции.

— Понял, понял, — сказал Джулиа, взгромоздившись на свой трон. Он заглянул в записи, проверил звук, попросил приблизить телесуфлер на пару футов, сверил часы. На своих гостей он не обращал никакого внимания.

Когда режиссер дал команду тридцатисекундной готовности, Джулиа удостоил нас взглядом, широко улыбнулся и сказал:

— Шоу начинается!

— Двадцать секунд, десять секунд, пять, четыре, три, две…

Вспыхнули огни, режиссер подал сигнал Джулиа, который уставился прямо в камеру и начал читать с телесуфлера.

— Добрый вечер, Америка! Сегодня в нашей программе — проклятие тучной женщины, чей роман с персональным тренером закончился убийством. И что бывает, когда падчерицы выходят замуж за своих отчимов? Но прежде… представьте, что у вас был запретный роман с мужчиной тридцать лет назад — и вы же помогли своему возлюбленному бежать из страны, в то время как его разыскивало ФБР. Представьте, что этот человек, ныне пересмотревший собственные убеждения, пишет книгу о своем прошлом, вытаскивая тот самый скелетик из вашего шкафа. Как бы вы отреагировали на это? Вот с такой дилеммой столкнулась Ханна Бакэн, замужняя учительница из штата Мэн, чье прошлое разворошил в своей новой книге ведущий радийного ток-шоу из Чикаго Тобиас Джадсон. И Ханна всерьез оспаривает версию Тоби, утверждая, что он силой втянул ее в эту авантюру… между тем Тоби пишет, что она была так влюблена в него, что не колеблясь вызвалась помочь ему бежать от правосудия. Что ж, друзья, у нас классическая ситуация: его слово против ее слова, — и сразу после рекламной паузы мы сможем выяснить, кто же здесь говорит правду. Оставайтесь с нами!