Испытание седьмого авианосца
Шрифт:
Брент отпер дверь и отступил в сторону. Дэйл вошла и повернулась к нему, загораживая проход.
— Спасибо, — проронила она. — Теперь я в полной безопасности. Можешь убираться восвояси.
Он выставил ногу, не давая ей захлопнуть дверь у него перед носом.
— Дело не только в убийстве безоружных людей, не правда ли, Дэйл? — сказал он, пристально глядя в зеленые глаза.
— То есть?
— Я не верю, что в ЦРУ ничего не знали. Нет, тут что-то другое, между мной и тобой…
— Ты себя переоцениваешь.
Хватит,
— Так что стряслось? У тебя кто-то есть? Что ж, дело житейское. Пока я был в море…
— Пока ты был в море, я нашла с кем трахаться — ты это хотел сказать? — В зеленых глазах стояли непролитые слезы.
— Зачем же так вульгарно?
— Вы меня задерживаете, лейтенант.
— Я еще вернусь.
— Разумеется. За кодировщиком.
— «Синий Альфа» засвечен. В Триполи в Дамаске его раскололи. Вот видишь, ЦРУ в курсе всего.
— Кодировщик и программы уже в посольстве. Сам явишься или пришлешь кого?
— Это моя работа. Я единственный представитель ВМР на «Йонаге». Ты передашь мне кодировщик из рук в руки и возьмешь с меня расписку в получении.
— Во всяком случае, лейтенант, кроме кодировщика, вам в этом номере ничего не светит.
Дэйл оттолкнула его ногу и захлопнула дверь. Он круто повернулся и прошагал к лифту.
Сквозь жалюзи просачивалось сияние неоновых реклам Гинзы, поэтому она не стала зажигать свет в номере, а сразу кинулась в спальню, рухнула на постель и завыла в подушку:
— Мальчик мой, Брент, я люблю тебя! О Боже, как я тебя люблю!
В мрачном расположении духа Брент подошел к каюте подполковника Мацухары. Обратный путь по темным, блестящим от дождя улицам заставил его еще острее почувствовать свое одиночество. Картины давних ночей в нью-йоркской квартире преследовали его, точно призраки. Дэйл, конечно, покоробила их жестокость в отношении уцелевших, но наверняка есть и другая причина. Она вдруг люто возненавидела его… или хочет возненавидеть? Как ни странно, в яростных тирадах, в холодных глазах промелькнула былая нежность.
В Нью-Йорке они говорили о любви, о том что всегда будут вместе, но ее голос при этом звучал как-то обреченно, тоскливо. Однажды они лежали, измученные любовью, и вдруг она повернулась к нему со словами:
— Милый, ты отдаешь себе отчет, что когда тебе исполнится столько, сколько сейчас мне, я уже буду старухой?
Он пытался возражать: мол, она никогда не состарится, — но Дэйл засмеялась в ответ.
— Ненасытный мой мальчик. Меня уже сейчас после секса с тобой ноги не держат, а что будет дальше?
Он показал, что будет дальше, снова опрокинув ее на спину, и теперь не может отделаться от мучительных воспоминаний.
Мацухара поджидал его. Брент
— Заходи, Брент-сан, — улыбнулся Йоси.
Брент вздохнул и уселся напротив.
— Чистый, без льда, как ты любишь. — Он подал Бренту стакан и чокнулся с ним. — За женщин. За самых странных созданий на Земле.
Рука со стаканом замерла в воздухе.
— Как ты догадался, Йоси-сан?
— Чего тут догадываться? Пей!
Они залпом опрокинули виски. Йоси тут же налил еще.
— Ну и как?
— Плохо.
— Любишь ее?
— Не знаю. — На этот раз Брент задержал виски во рту, чтобы почувствовать жгучий вкус. — Нет, правда, откуда ты узнал про меня и Дэйл?
Йоси фыркнул.
— Да что я, слепой? Видно же, с какой рожей ты от нее возвращался. Два раза жизнью за нее рисковал. И потом, никто не знает тебя так, как я. Все-таки столько лет вместе.
— Все кончено, Йоси.
— Ну уж! Она тебя любит, Брент-сан.
Брент поперхнулся и чуть не выронил стакан.
— Она ненавидит меня. Обозвала сукиным сыном.
Мацухара покачал головой.
— Э-э, меня не проведешь. Она специально настроила против себя адмирала — знает, что он не выносит баб, а ей только того и надо. Очень даже умно сыграла на его предрассудках. И насчет того, что ей не известен принцип «на войне как на войне», тоже игра. В конце концов, она служит не где-нибудь, а в ЦРУ. — Он помолчал, задумчиво глядя на Брента. — Нет, здесь другое. Она так на тебя смотрит, что о ненависти не может быть и речи. Просто эта женщина сама с собой не в ладах.
Йоси подтвердил подозрения Брента, хотя по вине Дэйл он, кажется, потерял способность рассуждать здраво. Разумеется, война и все связанное с ней известны Дэйл гораздо лучше, чем она хочет показать. А насчет того, что она его любит, Йоси вряд ли прав. За что же отбрила?.. Стараясь скрыть смущение, Брент одним махом хватил полстакана. Душу опалило огнем, а утешение так и не приходит.
— Но тогда почему, почему?!
Японец улыбнулся и подмигнул.
— Эх, дружище, легче промерить Марианский желоб, чем женскую душу. Может, дело в возрасте. У женщин годы текут быстрей, чем у нас.
— Да брось ты! — тряхнул головой Брент. — Во всяком случае, в Нью-Йорке нам ее возраст не мешал.
— А что же в таком случае? Ревновать она тебя не может — ведь ты был в море… Нет, помяни мое слово, все-таки возраст. Когда женщина ревнует, она злится на тебя, а тут словно бы на себя.
Брент усмехнулся. Наконец-то он начинает оттаивать, все-таки спиртное сделало свое дело.
— Боюсь, Йоси-сан, мне скоро не только твое слово, а и вообще нечего будет поминать.
— А я говорю, она тебя любит, — упорствовал Мацухара.