Испытание веры
Шрифт:
— Я и сам, пер Иеро, стараюсь это понять. Мне кажется что можно — но кажется сейчас и здесь, в Нави. Давайте обсудим это там… — и он начал пить, с каждым глотком становясь прозрачнее и прозрачнее, пока не исчез совсем.
Что ж, уходить, так уходить.
Иеро понюхал жидкость. Кажется, обыкновенная вода. Тем лучше. Легче будет проснуться.
Покой вдруг сорвался с места и начал стремительно кружиться вокруг Иеро.
Явь засасывала…
…………………………………………………………………………………………..
Он не чувствовал тела. Совсем не чувствовал. Умирает?
Опять голоса из-за непроглядной тьмы:
— Пригласить этого дикаря?
— Пусть дикарь, а все ж — целитель!
— У нас нет другого выбора!
— Ладно, зовите!
………………………………………………………………………………………….
Сквозь дрему Иеро услышал треск — негромкий, привычный треск горящей лучины. Вот только лучины-то он не оставлял. Ни лучины, ни свечи, зачем? Огнь-цветок мерцал во тьме, давая достаточно света если не читать, то видеть сны наверное. Он как раз и расположился посмотреть один. Как знать, вдруг приснится аббатство, или родной дом, или что-нибудь еще, такое, чтобы запомнилось. А то до сих пор все сны оставляли после себя ощущение мучительное — хотел вспомнить, казалось, вспомнить очень важное, а — не мог. Свойство статис-поля, похоже. Он расспрашивал прихожан, те тоже не помнили снов. Или не видели их вовсе.
Все эти мысли пролетели в голове между двумя ударами сердца.
Кто-то чужой? Но он не слышал дыхания другого человека, а он гордился способностью услышать его, даже самое легкое, за десять шагов. На всякое умение есть другое — можно ведь и задержать дыхание. А биение сердца поди, расслышь! Разве что на расстоянии ножа, а это бывает и поздно.
Он приоткрыл глаза — незаметно, хотелось бы верить. Незваный гость пусть думает, что он продолжает спать.
Но незваного гостя Иеро не увидел. Тогда он сел на ложе и стал ждать, не повторится ли треск.
Хотелось спать. Из-за рассыхающей половицы страдает. Или еще какого пустяка.
Треск повторился совсем рядом, в двух шагах от него. Пол, и больше ничего.
Он пригляделся. Да, голый пол, некрашенные доски. Но пол вел себя странно — он прогибался внутрь, образуя воронку. Структура половиц потерялась, казалось, дерево кружится, составляя водоворот. Воронка ширилась и ширилась, сначала с тарелочку, затем с котел, и вот она уже совсем близко к ложу.
По крайней мере, можно не бояться бессонной ночи. Он спит. Или… Или он готовится к переходу в Навь!
Иеро вспомнил! Погружение в Навь — мир Красного Песка, состязание Миров! Но раз он помнит, значит он уже в Нави!
Он еще раз огляделся.
Комната, как ментальное отражение. Но чье — только его, Иеро? Нет, и пер Кельвин был навигатором, и почтенный Рэндольф, по меньшей мере. Первый жил здесь и жил много дольше, чем Иеро, потому и комната получилась столь достоверной, что он поначалу обманулся.
Он встал, сделал шаг, остановился у воронки. Это что еще за явление? Никто не объяснит, никто не подскажет. Плохо быть священником-недоучкой, нужно попросить, чтобы со следующим караваном прислали книгу с краткой теорией Нави. Вдруг воронка — проход? Сейчас-то он, насколько можно судить, находится в субнави. Он вспомнил рукопись Шерлока. Можно попробовать провести разведку окрестностей Но-Ома. Но только смысла в том мало, разве что лишь для удовлетворения сиюминутного любопытства. Сиюминутного в буквальном смысле — здесь, в Но-Оме, он не способен запоминать. Проснется в Яви, а в голове пустенько, только эхо и остается. Эхо мысли. Даже и не эхо, а этакая гулкость.
А все-таки нужно пытаться. Снова и снова. И, во всяком случае, стоит попробовать полетать — как летал Шерлок над миром Красного Песка.
Он пошел к двери, старательно обходя воронку. Она притягивала его взгляд, и, что хуже, притягивала его самого. Того и гляди, засосет.
Из воронки вылетели бабочки. Много, целый сонм. Небольшие, разноцветные, переливающиеся собственным светом, они переливались из одной фигуры в другую — круги, эллипсы, спирали, поднимаясь все выше и выше.
Красиво. Непонятно, но красиво. Вряд ли это были настоящие бабочки — слишком уж они малы для того, чтобы иметь разум. Вот если бы сюда прилетели бельфлаи…
Бабочки внезапно засияли нестерпимо ярко, затем вспыхнули и сгорели — без дыма, без запаха, без пепла.
Эффекты Нави. Вдруг — это, действительно, сигнал бельфлаев? Но что он может означать, этот сигнал? Приглашение? Предупреждение? Просто привет?
Вдруг бабочки всего лишь аналог искр из глаз, обыкновенный физиологический признак утомления? Или он ментально ушибся головою о ментальный же столб?
Иеро с усилием повернул голову в сторону. Чего не видишь, о том не страдаешь. В слюдяном окошке он увидел свое отражение, четкое, как в зеркале. Конечно, эффекты Нави.
Отражение пугало — выглядел он изможденным, с огромными, лихорадочно горящими глазами, жадно смотрящими вокруг. Хорош, братец, нечего сказать. Ночью увидишь — за осиновым колом побежишь.
Но больше собственного отражения его напугало то, что виделось за спиной. Воронка вывернулась из пола и тянулась к нему, как колокольчик гигантского цветка.
Он обернулся и понял, что отражение не лгало — воронка бросилась на него, поглотила и он почувствовал, что все вокруг — комната, ложе, огнь-цветок — завертелись вокруг, постепенно сливаясь в серую пелену…
Силою воли он удержался от потери сознания — или от пробуждения? Крутит, и пусть крутит, ничего страшного. Огни небесов веками кружат над землею, и не один пока не угас, не свалился вниз.
Вращение стало замедляться — или он притерпелся. Нет, определенно, замедляется. Опять стали различаться предметы. Стол, светец, окошко, луна за ним. Все замечательно.
Только это не его комната.
— Вы уж простите за бесцеремонность, дорогой наш пер Иеро. Известно, незваный гость что в горле кость, а уж незваный хозяин — бедствие размеров просто невероятных. Но приходится идти на риск окончательно подмочить репутацию, лишь бы иметь удовольствие лицезреть вас. Вы ж, хе-хе, в гости не зовете, — слова сыпались из старичка, как бобы из дырявого мешочка. Старичок-то старичок, а встречаться с ним на темной дороге не стоит. Слова гладенькие, а глаза гаденькие. Холодные и алчные. Смотрят из-под редких бровей, измеряют, взвешивают, исчисляют.
— Где я?
— У друзей! Во всяком случае, надеюсь, мы подружимся, — старичок колобком катался по комнате. Невысокий, круглолицый, а туловище под хламидою явно упитанное. Спокойнее, не торопись. Это ведь ментальная проекция. Значит, ментально и упитанный.
Иеро осторожно шагнул вперед. В голове немного кружилось, и он ухватился за спинку кресла — высокую, резную, красного дерева.
— Да что же это я, старый дурень. Вы присаживайтесь, присаживайтесь, чай, утомила дорога.
Иеро не заставил себя упрашивать, сел. Торопиться не нужно. Проснуться всегда успеется. Старичок, похоже, себе на уме. Что-то ему нужно, старичку.