Испытание
Шрифт:
– Помнила, Петр Семенович, и вот пришла встречать… Да вы еле на ногах держитесь, вам надо ехать в госпиталь…
– Поеду, если буду знать, что вы меня навестите!
– Навещу, – мягко, с теплотой произнесла это слово Ирина Сергеевна.
Карпов поцеловал ее руку и, прошептав: «Буду ждать», пошел к Железнову. Когда его фигура скрылась за зеленью можжевельника, Ирина Сергеевна подошла к Хватову, отдала ему письмо и попросила, чтобы он сразу же передал его Карпову.
– Только не говорите, пожалуйста, что я его вам дала!
Последними, почти уже под вечер, стали выходить отряды Доброва и Тарасова. Им пришлось вести бой почти до последнего момента, прикрывая собой отходящую дивизию. Гитлеровцы за ними далеко в болота не пошли, но преследовали их всеми видами огня с дальних дистанций, штурмовали и бомбили авиацией. И сюда, в этот тихий уголок, нет-нет да и залетал шальной снаряд, то потрясала всю округу авиабомба, то тарахтел своей пушкой штурмовик. Но никто не трогался с места, ожидая, что, может быть, выйдет еще кто-нибудь. Наконец среди деревьев показалась высокая, насквозь промокшая дивчина. Из-под ее платка свисали мокрые пряди русых волос.
– Марина! – радостно вскрикнул Семен Сергеевич.
Ирина Сергеевна бросилась к девушке и прямо среди залитых водой кочек расцеловала ее, сняла с ее плеч мешок и сумку и вывела на сухую тропку.
Почти вслед за Мариной показались люди с носилками: они несли Доброва. За ними санитарка вела под руку Тарасова, который все еще продолжал командовать отходящими людьми.
Узнав, что несут Доброва, Яков Иванович поднялся и, поддерживаемый Хватовым и Бойко, пошел навстречу.
– Где же это тебя, Иван Кузьмич? – спросил он, но Добров не отвечал, его глаза были тусклы, он ни на что не реагировал.
Яков Иванович проводил Доброва до поворота тропы и долго смотрел ему вслед. Дни, проведенные в кольце врага, сроднили их, и Железнов уже не думал о сумасбродности Доброва и печалился о нем, как о родном человеке.
Хватов, Валентинова и Фещенко проводили Доброва до самого дома ПРИ, там погрузили его в санитарный автобус. Туда же посадили Тарасова с Наташей и не уходили до тех пор, пока автобус не скрылся за елью, только что скошенной снарядом. Потом снова вернулись на холм и находились там, пока из болота не был вынесен последний солдат.
Уже сгущались сумерки, когда Яков Иванович стал прощаться с Ириной Сергеевной.
– На вас, Ирина Сергеевна, вся моя надежда. Война ведь еще не кончилась, и нам впереди предстоят еще большие бои. Поезжайте по госпиталям и запасным полкам, собирайте наших людей. Они мужественные и бесстрашные, не хотелось бы терять их.
– Все сделаю, Яков Иванович, только скорее поправляйтесь, – ответила Ирина Сергеевна и протянула ему руку. Хватов, прощаясь, задержал ее руку:
– Если будет письмо или какая-нибудь весть о семье, пожалуйста, сразу же перешлите мне в госпиталь…
Майор Фещенко сообщил Железнову, что в ближайшей деревне находится член Военсовета армии, который будет их встречать на восточной окраине. Железнов, Хватов и Бойко обняли и крепко поцеловали Семена Сергеевича – этого мужественного человека, сделавшего все, чтобы спасти людей дивизии.
– А Марина и Надя где? – всполошился Яков Иванович.
– Девушек давно отвезли на базу, и они уже, наверное, видят десятый сон, – ответил Фещенко.
– Передайте им мой самый горячий привет. А вы, Ирина Сергеевна, узнайте, пожалуйста, все данные о Марине и Наде для наградных листов! – Поддерживаемый Польщиковым и Никитушкиным, Железнов сел в маленький автобус. С ним сели Хватов и Бойко. Автобус резко взял с места и скрылся за деревьями.
Семен Сергеевич вернулся в дом, а Ирина Сергеевна стала медленно бродить по тропинке.
Темнело. Кругом стояла чуткая тишина. Ирина Сергеевна вновь, как это было давно, до войны, ощутила всю прелесть весеннего леса. Тихо шумели деревья, густой аромат хвои разливался вокруг. Он смешивался с горьковатым запахом березовых почек.
Где-то в этом лесном сумраке изредка подавала голос встревоженная ночная птица.
– Все продолжает жить своей жизнью, – вслух произнесла Ирина Сергеевна и, подумав о своей собственной жизни, как-то особенно остро ощутила одиночество.
– Товарищ Валентинова! – донесся голос майора Фещенко, шедшего по тропинке. – Где вы запропали? Идемте ужинать.
– Большое спасибо. Пожалуй, я поеду.
– Никуда в ночь вы не поедете. Слышите, как грохочет? – Семен Сергеевич бросил взгляд в сторону тучи, которая уже заняла половину неба. – Сейчас хлынет такой ливень, что вы в своем дырявом «газике» насквозь промокнете. Идемте!
Ужинали за длинным крестьянским столом. Семен Сергеевич по такому случаю поставил на стол свой «непзапас» – бутылку «Московской». Выпили за спасенную дивизию, за Марину и Надю, которые спали непробудным сном.
Поместили Ирину Сергеевну на одну из свободных постелей девушек, находившихся в эту грозовую ночь по ту сторону фронта. Она долго не могла уснуть, томимая навязчивыми мыслями. Барабанил по крыше дождь, раскатисто грохотал гром. От частых вспышек молний озарялись бревенчатые стены. Ирина Сергеевна вздохнула и закрыла глаза.
Рано утром она поднялась и, на цыпочках, чтобы никого не разбудить, направилась к выходу. Но если девушки спали мертвым сном, то Фещенко и повар как будто бы только ее и ждали: как только скрипнула дверь, они выскочили в сени и повели Ирину Сергеевну к себе завтракать. А после, провожая, заставили ее взять на дорогу сверток с едой.
Покинув эту гостеприимную усадьбу, Валентинова выбралась на Варшавское шоссе и повернула прямо к штабу фронта. Там она узнала, что место сосредоточения дивизии назначено в лесу восточнее Балабанова. Ирина Сергеевна сразу же направилась туда. Место ей понравилось. В лесу было очень много землянок, еще построенных противником.
Вскоре вокруг этого громаднейшего лесного массива на всех прилегающих к нему дорогах появились указки: «В хозяйство Железнова».
Сама Валентинова разместилась в самом благоустроенном бункере, где еще сохранилась мебель, сделанная, видимо, здесь же, в лесу, немецкими умельцами из березовых палочек. У входа в бункер прикрепила дощечку с надписью: «Штаб».