Испытание
Шрифт:
— Тюрьма! — догадались ребята.
Возле самой тюрьмы мотоциклу преградил дорогу воинский патруль. Не выключая мотора, Гурко протянул документы:
— Не задерживай, братцы! — сказал он нетерпеливо. — Тороплюсь по важному заданию!
— Разрешение на мотоцикл имеется?
— Будьте любезны! — Гурко
Треск мотора привлек внимание заключенных. Они столпились у окон.
— Смотри! — толкнул Владик Юрася. — Арестованные!
Юрась рассеянно скользнул взглядом по зарешеченным окнам. Впервые в своей жизни он видел арестованных. Сейчас, разглядывая их лица, он заметил, что все они чем-то похожи друг на друга. И вдруг Юрась почувствовал, как застучала в висках кровь. Он с такой силой сжал плечо Владика, что тот вскрикнул.
— Ты что?
— Отец! — Юрась не отрывал глаз от окна. — Отец!
— Где? Где?
— Отец! Батя! Я видел его сейчас! Он в тюрьме!
— Ты обознался! Где он? Покажи!
— Он был у окна! Только что! Я видел его, видел!..
Юрась соскочил с седла, сделал несколько шагов, не спуская глаз с окна, где минуту назад мелькнуло лицо отца.
— Можете ехать — сказал патрульный.
— Садись, поехали! — крикнул Гурко.
Юрась не оглянулся.
— В чем дело? — подлетел к нему Гурко. — Почему задержка?
— Мне надо вернуться в Гладов, к товарищу Спиваку. Сейчас же! Едемте обратно…
— Что-о-о? Я тебе покажу "обратно"! У меня приказ! Понял? Приказ: привезти вас с вещами в двенадцать ноль-ноль. А ну садись!
— Мне нужно! Поймите! — закричал Юрась. — Нужно немедленно повидать товарища Спивака!
— Отставить разговоры! Садись!
— Хорошо, — покорился вдруг Юрась.
Когда они подъехали к дому лесника, Гурко взглянул на часы.
— Сейчас десять часов сорок семь минут. Даю вам, друзья-приятели, на все сборы-переборы тридцать три минуты. Выезд назначаю в одиннадцать часов двадцать минут. Усвоили? Собирайтесь! Я пока что подлечу "старика".
Ребята вошли в дом, Гурко начал возиться с мотоциклом: что-то подвинчивать и смазывать.
Юрась плотно прикрыл за собой дверь и сказал шепотом:
— Ты собирайся, а я не поеду…
— Как не поедешь? А приказ?
— По-твоему, я оставлю батю в тюрьме, а сам уеду? Так?
— А я тебе говорю, ты обознался! Товарищ Спивак лучше знает!
— Он обманул меня! Обманул! — горестно воскликнул Юрась.
У крыльца начал постреливать мотоцикл.
— Поезжай, а я отца не брошу… Прощай!
Прыжок — и Юрась оказался за окном. Владик рванулся за ним. Они бежали, удаляясь от дому все дальше и дальше,
— А ты почему убежал? — хмуро спросил Юрась.
— Я тоже не поеду!
— Тебе-то чего оставаться? Я из-за бати, а ты?
— По-твоему, можно оставить человека в беде? Когда меня приняли в пионеры, я сочинил клятву…
— Какую клятву?
— Слушай.
Владик положил правую руку на грудь, закрыл глаза и произнес:
— Пусть звезды погаснут в небе и горы сдвинутся с места, если предам я друга, оставлю его в беде!..
В двенадцать ноль-ноль бледный Гурко докладывал секретарю райкома:
— Сбежали они, товарищ Спивак! Через окно сбежали!
— Как сбежали? Куда?
— В лес, больше некуда! Я там поблизости все обшарил. А только в таком лесу разве найдешь?! Я их аукал-аукал! В ответ только листочки посмеиваются.
— Посмеиваются? Ты у меня плакать будешь! Сейчас же обратно! Я найду их! На мой голос Юрась откликнется!
ОДНИ В ЛЕСУ
Они слышали, как долго и упорно звал их Спивак. Потом взвыл мотоцикл, и мальчики остались одни.
В лесу все было таким обычным, мирным, знакомым, что события этого утра казались наваждением.
— Что теперь делать? — начал осторожно Владик. — Не верю я про дядю Тиму. Тебе просто померещилось… издали. Товарищ Спивак врать не будет, — дядя Тима на фронте…
— Как же мы станем жить в лесу? Еды у нас нет… денег нет.
— Хлеба на несколько дней хватит. Сало есть…
— А когда съедим хлеб и сало? Тогда что?
— "Что, что"! К тому времени мы фашистов разобьем!..
— Это верно…
Опасаясь возвращения Спивака, мальчики отсиживались в шалаше. Голодные, измученные, они перебрались в дом, когда уже стемнело.
Пока Юрась разжигал примус, Владик возился с батарейным приемником.
— Спорить буду! — сказал Владик. — Сейчас передадут, как наши бьют немцев!
Сквозь хрип и свист прорвался знакомый голос московского диктора:
"Сообщение Советского Информбюро. В течение двадцать четвертого июня противник продолжал развивать наступление…"
Взгляды мальчиков встретились.
— Выключи! — выкрикнул вдруг Юрась. — Выключи!
Ему казалось, если диктор перестанет говорить о победах немцев, этих побед не будет. Он ненавидел сейчас диктора, ненавидел его тревожно-сдержанный глубокий голос. Красная Армия отступает! Значит, фашисты сильнее Красной Армии? Как же после этого жить?
В полном отчаянии они долго не могли уснуть, напряженно прислушивались, вздрагивая при каждом шорохе.
На рассвете мальчики проснулись от шума самолетов. Тяжелый гул наполнил все вокруг тревожной дрожью. Дрожали стены дома, дрожали листья деревьев, дрожал туман над травой, и, казалось, дрожит само небо.