Испытательный срок для киллера (Свидетели живут недолго)
Шрифт:
– Что ж теперь говорить, все равно уж Ларочку не вернешь.
– Но вы же не хотите, чтобы убийца остался безнаказанным!
– Да спрашивайте, у вас работа, я понимаю.
– Были у вашей дочери враги?
– Враги? Про врагов не знаю, а друзей тоже не больно много было. Жизнь сейчас такая, каждый за себя.
– А вы знали Сущенко Аркадия Ильича?
– Видела как-то пару раз.
– А сюда он приходил, домой к вам?
– Нет, сюда никогда не приходил, меня, наверное, стеснялся.
– Но вы про него и про Ларису давно знали?
– Знала, Лариса от меня не скрывала, без подробностей, конечно, но рассказывала.
– А сын у Ларисы, я так понимаю, не от него?
–
– Расскажите подробнее о ее муже.
– Ну, познакомились они в институте, в одной группе учились. Сначала так встречались, общей компанией, он парень веселый был, песни любил, на гитаре играл хорошо, в общем, душа компании. А потом, курсе на третьем, стал он один к нам ходить, уже без друзей. Ухаживал за Ларисой. А она все смеялась, несерьезным его считала, а потом, смотрю, стали они вместе ходить. И как-то зимой ушли на вечеринку и пропали. Ни звонка, ничего. Я волнуюсь, жду, до двух часов спать не ложусь. Являются вдвоем, она и говорит: «Боря будет спать у нас!»
Я говорю, как спать у нас, у нас же всего две комнаты, в одной – ты, в другой – я, пришли бы пораньше, он бы на метро успел. А она: со мной будет спать, мы уже давно как муж и жена. Ну, знаете, это теперь все просто, а раньше мы как-то к этому не привыкли. Я вспылила, накричала на них, так они развернулись и ушли из дому среди ночи!
День проходит, я места себе не нахожу, вечером звонит она и говорит, что они с Борей комнату сняли и заявление в ЗАГС подали. Потом, конечно, помирились мы, и после свадьбы они тут жить стали. Живем потихоньку, я стараюсь не вмешиваться, закончили они институт, через год Сережка родился. А я ведь тогда в университете работала, английский преподавала, и предложили мне на год в Англию поехать, русский там преподавать в колледже. Такое нам, простым преподавателям, редко выпадало, я и согласилась, заодно, думаю, пускай мои молодые самостоятельно поживут, без моей опеки. И уехала на год. Лариса мне ничего такого не писала и по телефону тоже: «Все нормально, мама», – а приезжаю я – они уж с Борькой развелись. А я-то не знала и два чемодана барахла ему привезла, на себе тащила!
– А что случилось-то?
– Лариса уже потом мне рассказала, да и соседи тоже, что как уехала я, то парня будто подменили. Все время шлялся где-то, домой пьяный приходил, скандалы устраивал и даже будто до наркотиков дело доходило. Лариса говорила, что просила его, уговаривала, на коленях стояла. Пообещает, а потом опять за свое. В общем, выгнала она его и на развод подала. Он еще долго нам нервы трепал, ночью пьяный придет и в дверь ломится, соседи даже милицию вызывали. А когда развелись они официально, Лариса вся в работу ушла. Стала деньги неплохие приносить, по тем временам, конечно, премии там в институте были хорошие. Одета она хорошо была, я ведь ей столько вещей привезла, Сережке уже три года было, в садик пошел, болеть стал меньше, и замечаю я, что у нее ктото есть, ну, мать-то ведь сразу увидит! Я за нее порадовалась – думаю, нашла она себе хорошего человека, замуж выйдет, Сережке отец нужен, а потом оказалось – это Сущенко. Я расстроилась, конечно, – немолодой, женатый, говорю Ларисе, что это не вариант. А она только рукой махнула, говорит, мама, не беспокойся, это все для дела, он меня на работе поддержит, поможет карьеру сделать. Я говорю: доченька, так разве можно? А она сощурила глаза и сквозь зубы мне: только так с ними и можно, они хорошего отношения не понимают.
Ну вот, время идет, а она все с этим Сущенко, и пять лет прошло, и еще. Я как-то ей и говорю, что уж если любовь такая у них с Аркадием Ильичом, то, может быть, ей замуж за него выйти, а то она не поймешь кто, статуса никакого.
А потом серьезной стала, я, говорит, давно уже могла бы настоять на его разводе, да только он ведь все той семье оставит и к нам сюда переедет, зачем нам с тобой это надо?
А я тогда и говорю: вот попомни мои слова, он тебя до сорока лет проморочит, а потом отправится к жене под крылышко старость свою беречь, а ты ни с чем останешься, и хорошо, если я до этого не доживу, а, выходит, она не дожила.
Анна Александровна заплакала вдруг беззвучно, только слезы текли по щекам рекой.
– Вот, все плачу, откуда только слезы берутся. Все говорят: держитесь ради внука, а как я его теперь подниму? Я же на пенсии, много ли частными уроками заработаю?
Она встала, накапала себе каких-то капель, выпила и снова села к столу.
– А скажите, Анна Александровна, отец-то Сережин не помогал вам, алименты не платил?
– Да какие с него алименты? Он совсем спился, нигде не работает, денег не получает.
– И что, с тех пор так и не виделись вы с ним?
Она помолчала.
– В прошлом году была у них встреча их группы институтской. Лариса идти не хотела, но подруги уговорили, сказали, он не придет. Она и пошла. А вернулась злая такая, говорит, приперся Борька, кто-то ему проболтался, правда, не пьяный, но вид имел ужасный и целый вечер на нее пялился, хотел поговорить – в общем, все настроение ей испортил.
– А потом что было?
– А потом он сюда пришел днем, когда никого не было, я его сдуру впустила, он уселся на кухне и давай мне на жизнь жаловаться. Что не везет ему никак, была у него вторая жена и ребенок там маленький еще, но ушла жена к своим родителям, не выдержала его пьянок. А он сам весь больной, но вот увидел Ларису, вспомнил, какие они были молодые да счастливые, и понял, что дороже Ларисы у него никого никогда не было. И что по сыну он скучает и все такое прочее. Я не то чтобы разжалобилась, но неохота с ним было ругаться, я и говорю ему похорошему, что ты, мол, эти надежды оставь, ничего у вас с Ларисой не получится, у нее человек есть приличный, давно она с ним, подробностей, конечно, никаких не рассказывала, а с сыном, говорю, мы видеться тебе запретить не можем, да только что ты ему сказать можешь и чему научить?
В общем, еле-еле его выпроводила, пока Сережка из школы не пришел. А Лариса как-то потом приходит с работы расстроенная, говорит, подкараулил он ее и полез отношения выяснять, сам выпивши, и ей так стыдно стало. Хорошо, что Аркадий Ильич не видел. Дальше – больше. Стал он ее прямо преследовать, проходу не давал. Она резко с ним говорила, тогда он злиться стал, угрожал даже, что хахаля ее найдет, это он так говорил. Выследил ее как-то вечером, она тут в соседнем кооперативном доме бухгалтером подрабатывала, и скандал там устроил. Она хотела в милицию на него заявить, но шуму побоялась, очень переживала, что Сущенко узнает, стыдно ей было.
– А фотографии у вас нет мужа этого бывшего?
– Да у меня старые фотографии, еще их свадебные.
Анна Александровна принесла альбом, где были изображены Лариса и какой-то парень. Парень был высокий, довольно симпатичный, руки крупные, а размер ноги вполне мог быть сорок четвертый.
– Так, а где он живет, вы знаете?
– Ну, я точно не знаю, где-то у Смольного, на Суворовском, что ли... Нет, не помню.
– Ну а как зовут-то его, вы помните?
– Черников, Лариса фамилию не меняла из-за Сережки, Черников Борис Леонидович, а год рождения, как у Ларисы, шестидесятый.