Истина в деталях
Шрифт:
То, что он привел меня сюда, говорит о многом. Что он доверяет мне настолько, чтобы показать, как пользоваться оружием — тем, которое я могла бы легко применить против него, если бы захотела.
Под его пристальным взглядом у меня сбивается дыхание, и это подстегивает меня к действию. Поднявшись на носочки, я обнимаю его. Надеюсь, он чувствует мое возбуждение, и оно достаточно ощутимо, чтобы отвлечь его от моего выстрела по мишени.
Когда его руки обвиваются вокруг меня, и он крепко сжимает, я немного расслабляюсь. Через некоторое время
— Посмотри на себя, детка. Ты прирожденный стрелок.
Отстранившись, я смотрю на него. Напряженность в его чертах почти исчезает, и у меня руки чешутся разгладить кончиками пальцев оставшиеся следы напряжения вокруг его рта.
— Ты так думаешь?
— Я знаю. — Глаза пылают жаром, он наклоняет голову и слегка проводит губами по моим. — Умираю от желания еще раз попробовать твой рот.
От его слов жар поднимается вверх и застревает в моем горле. Его губы — отвлекающий маневр, на который я не могу пожаловаться. Мне нравится, как они изгибаются в ухмылке и как растягиваются в редкой довольной улыбке.
То, как идеально они прилегают к моим.
Когда я решаюсь и подношу свои губы к его губам, он не колеблется. Мы сливаемся в поцелуе, которого я так жажду, и из глубины его груди вырывается стон.
Наш поцелуй нуждающийся, страстный, но за его пределами скрываются эмоции, которые я боюсь признать. Особенно, когда улавливаю слабый намек на страх и сожаление.
Решительно я отодвигаю все это в сторону, понимая, что мне необходимо не отступать. Я не могу позволить себе отвлекаться на нюансы мужчины, который излучает угрозу и опасность, но при этом скрывает нежность, о которой я даже не подозревала.
Я бросаюсь в поцелуй, потому что не могу позволить ему еще глубже проникнуть в глубины моего сердца.
Не больше, чем он уже сделал.
Сороковая глава
Нико
— Куда мы опять едем? — спрашивает Оливия.
— Не любишь сюрпризы, да?
Она смеется, и я клянусь, этот смех окутывает меня теплом.
— Не совсем.
Она отворачивается и смотрит в окно, пока я веду машину, и я решаю сжалиться над ней.
— Мы едем в «дыру в стене». Это все, что я могу сказать.
— Сколько еще?
— Это эквивалент «мы еще не приехали»?
Она хмыкает, но, когда я бросаю на нее взгляд, она улыбается. Черт возьми, она красивая.
Разговор по дороге легкий, почти беспечный. Словно голодающий, хватающийся за любую чертову крупицу информации, я хочу узнать то, что не найду больше нигде.
— Если бы тебе пришлось питаться одним видом пищи до конца жизни, что бы это было?
Она отвечает быстро, без колебаний.
— Суши, без сомнения.
— Не могу тебя в этом упрекнуть.
— А ты?
Я бросаю на нее быстрый взгляд.
— Мне подойдут любые морепродукты.
Сосредоточившись на дороге и убедившись, что Маркус и Тино все еще едут за нами, я сжимаю руль одной рукой, а другая лежит на консоли между нами. Мои пальцы переплетаются
— Ты… — Оливия колеблется, прежде чем продолжить. — Твой отец еще жив?
Улыбка появляется на моих губах, когда я вспоминаю о своей маме.
— Нет. Мой отец давно ушел из жизни. Остались только мама и я, пока она тоже не скончалась.
— Мне очень жаль, — мягко говорит она. Вот что характеризует Оливию. Когда она выражает сочувствие, это не пустые слова, сказанные из чувства долга. Ее слова настоящие.
— Нам было лучше без него. Мама была лучшей. — Сам того не осознавая, я крепко сжимаю ее пальцы. — Она бы полюбила тебя.
— Ты так думаешь? — смесь любопытства и уязвимости окрашивает ее слова.
— Да, черт возьми. — И это правда. Она может быть чертовски зла на меня за те крайности, на которые я иду в своей жизни, в этом нет сомнений. Но если бы я привез Оливию домой, чтобы познакомить ее с ней, она была бы на седьмом небе от счастья.
При этой мысли у меня болезненно сжимается в груди. Я прогоняю сожаление о том, что этого никогда не случится, и прочищаю горло.
— Если бы ты могла путешествовать в прошлое, с кем бы хотела поговорить?
Оливия замолкает надолго, и я смотрю на нее, чтобы увидеть, что она смотрит в окно. Когда я возвращаю свое внимание на дорогу, она тихо отвечает.
— С родителями. — Словно понимая, что необходимо уточнение, она поспешно добавляет. — Теми, кто меня вырастил.
Я сжимаю ее руку, пытаясь хоть как-то утешить. Некоторое время мы едем в легком молчании, и только когда въезжаем на Рикенбекер-Козуэй, я начинаю говорить. Мой голос звучит хрипловато, и я не пытаюсь скрыть эмоции.
— Они проделали чертовски хорошую работу. — Не глядя в ее сторону, я поднимаю наши руки и целую тыльную сторону ее руки. — Они бы чертовски
Я паркую машину на боковой улице в районе, дома которого достаточно старые, но не запущены, хотя многим из них не помешала бы свежая краска. Маркус и Тино паркуются в отдалении от меня, послушно ожидая в машине и осматривая окрестности. Несмотря на то, что Сантилья снова затихла, я не собираюсь рисковать.
Оливия удивленно поворачивает голову.
— Здесь?
— Здесь. — Черт возьми, мне нравится, что я ее удивляю. — Я помогу тебе. — Я выхожу и обхожу машину, чтобы открыть ее дверь. Когда она позволяет мне помочь ей выйти, то, как она смотрит на меня своими прекрасными глазами, заставляет меня чувствовать себя одним из этих чертовых принцев из сказок.
И неважно, что я очень далек от этого.
Мое чертово сердце едва не вылетает из груди, когда она дарит мне, наверное, самую милую улыбку, которую я когда-либо видел. А ведь мы еще не добрались до сюрприза.