Истина в деталях

Болдт Р. С.

Ее фраза кажется мне странной.

— Не могу? Или не хочу?

Она вздрагивает, и я думаю, не боится ли она моего ответа.

— Наверное, и то, и другое.

Я изучаю ее некоторое время.

— Полагаю, ты хочешь, чтобы я пожелал тебе спокойной ночи?

Она впервые за все время откровенно смущается и опускает подбородок.

— Нет. — Затем, словно собирает свою смелость и снова поднимает глаза на меня. — Я хотела узнать, не против ли ты заняться… другими делами.

На моих губах играет ухмылка.

— Если это будет с

тобой, профессор, я согласен на все.

Ее щеки розовеют, и, черт возьми, это чертовски мило.

— Как думаешь, мы можем пойти в мою комнату? — я наклоняюсь ближе, чтобы прошептать. — Потому что там все больше.

Она слегка смеется, и свет в ее глазах, улыбка на ее лице делают меня счастливым. Это как удар в самое нутро, и, хотя я отказывался признать это, когда покупал ей подарок на день рождения, я больше не могу отрицать правду.

Я влюблен в Оливию Райт. В женщину, которую я не имею права ни желать, ни фантазировать о будущем с ней, когда нет никаких гарантий, что я смогу выпутаться из такой жизни.

В ее глазах мелькает смех, улыбка смягчается, выражение лица меняется. Такое ощущение, что она смотрит на меня по-другому, и что бы она ни увидела, ей это нравится.

— Итак… Нико Альканзар скрывает чувство юмора. Представьте себе.

У меня в груди все сжимается, как будто я получаю две пули с близкого расстояния, и меня вдруг охватывает неуверенность. Я поднимаю руки, откидываю ее волосы назад и ласкаю ее лицо. Ее кожа как шелк под моими пальцами, глаза расширяются, а дыхание замирает в тишине. Проводя большими пальцами по ее скулам, я наслаждаюсь ее гладкой кожей. Эта красивая женщина таит в себе столько секретов, которые я жажду раскрыть.

— Ты покоряешь меня, женщина. — Мои слова выходят хриплыми, почти неслышными, но меня это нисколько не волнует. Это того стоит, когда черты ее лица смягчаются.

Она издает крошечный вздох.

— Нико, — прежде чем прижаться губами к моим. Мне требуется максимум самообладания, чтобы не прижать ее к стене и не целовать до тех пор, пока она не намочит свои трусики.

Она шепчет мне в губы.

— Отведи меня в свою комнату, — я не задумываюсь о своих действиях. Обхватываю ее за талию, поднимаю ее на плечо, и мои ноги с огромной скоростью двигаются к моей комнате.

Как только мы оказываемся внутри, я захлопываю дверь и запираю ее, спуская ее по своему телу, чтобы поставить на ноги. Отступая от нее, я практически бью по выключателям, такой чертовски нетерпеливый.

В предвкушении того, что сейчас произойдет.

Ее волосы слегка растрепаны, щеки раскраснелись, губы приоткрыты, а глаза немного дикие. Я использую все свои запасы терпения и сдержанности и прислоняюсь к стене, расстегивая верхние пуговицы рубашки.

— Скажи мне, чего хочет именинница.

Она опускается на край кровати, чтобы снять туфли. Со вздохом освобождая пальцы ног, она кидает сумочку. Бросая взгляд на выключатели рядом со мной, она негромко спрашивает:

— А можно приглушить свет?

Я,

не глядя, протягиваю руку и выключаю все, кроме одного — для тусклых встроенных светильников.

— Лучше?

— Да. — Она изучает меня. — Могу я сказать тебе кое-что, но чтобы ты не расстраивался?

Я киваю.

— У меня есть… определенное отторжение, можно так сказать. Я не могу позволить парню довести меня до оргазма. Я должна быть главной — единственной, кто может заставить меня кончить. — Споткнувшись о слова, она ускоряется. — Я знаю, что это странно, и, возможно, ты считаешь это безумием, но я избирательно отношусь к тем, кому позволяю прикасаться к себе в сексуальном плане.

Она говорит так чопорно и правильно, и, черт возьми, меня это заводит. Но я не говорю ей об этом, потому что осознаю, что ей нужно высказаться.

— Но я подумала, может быть… ты не будешь против, если ты будешь смотреть, как я трогаю себя, а ты сможешь сделать то же самое.

Твою мать. Я провожу рукой по лицу. Мой великолепный профессор хочет, чтобы я посмотрел, как она трахает себя пальцами. Хочет посмотреть, как я дрочу. Прежде чем я успеваю ответить, она обрушивает на меня атомную бомбу.

— И, если хочешь, я могу сказать тебе, когда буду близка, и ты можешь… прикоснуться ко мне своим ртом.

Я сгребаю руки за голову и издаю хриплый стон.

— Господи, черт. Ты не ходишь вокруг да около, не так ли?

Ее глаза расширяются.

— Ну что ж. Если это не…

Мои руки опускаются, и я прерываю ее.

— Блядь, да. На все. Что бы ты ни захотела, скажи мне, и я сделаю это.

Я говорю, как чертовски нетерпеливый болван, но мне наплевать. Эта женщина предлагает мне золотой билет, и я был бы королем идиотов, если бы не воспользовался им.

Она не понимает, что я сделаю все, что она захочет — все, что сделает ее счастливой.

Ее язык высовывается, чтобы увлажнить губы, и у меня слабеют колени от этого зрелища. Я хватаю один из стульев у окна и ставлю его в нескольких футах от того места, где она сидит на кровати. Опустившись на него, я поспешными движениями вытаскиваю рубашку и принимаюсь расстегивать пуговицы.

— Давай. — Я поднимаю подбородок, чтобы подбодрить ее. — Скажи, что тебе от меня нужно.

Она откидывается на спинку кровати, опираясь на подушки. В ее чертах появляется беспокойство.

— Ты уверен, что не расстроишься из-за того, что мы не…

— Нет. — Я раздвигаю края рубашки, и когда ее губы приоткрываются при виде моей обнаженной груди, меня охватывает трепет удовлетворения.

Она поднимает глаза от моего пресса и встречает мой взгляд.

— Сними рубашку.

От ее приказа мой член дергается, ему чертовски хочется вырваться из брюк. Я стягиваю с себя рубашку, не сводя с нее глаз.

Она медленно снимает платье, обнажая верхнюю часть своей груди, ткань едва прикрывает соски. У меня перехватывает дыхание.