Истина в деталях
Шрифт:
— Так безопаснее. Никто вас не побеспокоит. Я позабочусь об этом.
Я снова шевелю губами, чтобы возразить, но, когда он закрывает глаза и сжимает переносицу, этот жест кажется более человечным, чем обычно. Выпуская тяжелый вздох, он опускает руку и отодвигается от стола, поднимаясь и обходя его. Вставая рядом со мной, он берет мои руки в свои, его голос низкий, наполненный мягкостью.
— Позволь мне позаботиться об этом. — Он наклоняет голову в сторону и говорит еще мягче. — Пожалуйста, Оливия.
Я хмурюсь и поджимаю губы, ворча
— Тебе трудно отказать, когда ты вежливо просишь и используешь мое имя. — Мои глаза расширяются от последнего откровенного заявления, и я отступаю назад, пытаясь освободиться от его притяжения.
Его пальцы сжимаются — не больно, но достаточно, чтобы остановить мое движение. Подойдя ближе, он скользит взглядом между моими глазами и губами.
— Тебе нравится, когда я произношу твое имя?
Пытаясь сохранить беззаботность и стараясь, чтобы сердце не выскочило из груди от его близости, я пожимаю плечами.
— Это лучше, чем если бы меня постоянно называли профессором.
На его губах появляется ухмылка.
— Да?
— Да.
Он наклоняет голову ближе, и у меня перехватывает дыхание. Его полная нижняя губа вызывает у меня желание зажать ее между зубами и нежно оттянуть.
Кончик его носа касается моего, и от этого простого прикосновения по мне пробегают мурашки.
— Ты собираешься танцевать с другими мужчинами, пока тебя не будет?
— Может быть. — Проклятье, мой голос слишком задыхающийся, чтобы мне это нравилось.
— Да? — его губы касаются моих в едва заметной ласке, которая заставляет меня желать большего. Намного большего. Когда он проводит губами по моей челюсти и поднимается к уху, чтобы прошептать. — Лучше будь осторожна с теми, кого подпускаешь к себе, — я не могу подавить дрожь, которая пробирает меня до костей.
— Почему? — шепчу я, слегка выгибая шею и надеясь, что он не заметит моей реакции на него. Настойчивая потребность атакует меня, побуждая поддаться ей.
— Потому что я жадный сукин сын. — Его слова омывают мою чувствительную кожу, оставляя после себя волну ноющего желания. — Мне не нравится мысль о том, что к тебе может прикоснуться кто-то, кроме меня.
Мои глаза закрываются, когда я понимаю его признание. Возможность того, что он испытывает ко мне чувства, вызывает во мне прилив тепла, но я мысленно отбрасываю эту мысль. Мне нужно сохранять спокойствие. Я не могу позволить себе отвлекаться или останавливаться. Как бы ни было велико искушение поддаться хрупкой связи между нами.
Отстранившись, я открываю глаза и встречаюсь с его пристальным взглядом. Проблески жара, таящегося в глубине его глаз, ослабевают, пока он не расправляет плечи. Я практически вижу, как его невидимая броня опускается на свое место, пока он наблюдает за тем, как я приближаюсь к двери, увеличивая расстояние между нами. Когда я поворачиваюсь, отчаянно пытаясь избежать его влияния и соблазна, которым он обладает, его хрипловатый голос раздается
— Оливия?
Я замираю, но не поворачиваюсь к нему лицом.
— Да?
— Не строй планов на воскресенье.
Я хмурюсь.
— Почему?
Слышно слабое поскрипывание кожи, когда он опускается в свое кресло.
— Просто не планируй ничего.
Я поворачиваюсь, чтобы устремить на него прищуренный взгляд, и он кажется почти… смущенным. Он отводит глаза, сосредоточившись на ноутбуке, и мне кажется, что тяжесть моего взгляда заставляет его напрячься.
— У тебя есть планы на воскресенье?
Он с досадой хмыкает, но по-прежнему отказывается встретить мой взгляд. Его щеки окрашивает слабый розовый оттенок.
— Хорошей работы, профессор.
Нико Альканзар краснеет? Не может быть.
У меня не только сердце замирает от осознания того, что он строит особые планы на воскресенье, но и то, что он краснеет, заставляет запеть каждое нервное окончание в моем теле.
Моя реакция чертовски опасна, но она не мешает моей внутренней девочке-подростку, которая визжит, как будто ее пригласил на свидание самый симпатичный мальчик в школе.
Поэтому я выбираю самый безопасный путь.
Бесшумно выхожу из его кабинета и направляюсь по коридору.
Тридцать четвертая глава
Нико
Она думает, что я не знаю о субботе. Как бы хорошо она ни умела скрывать свои эмоции в большинстве случаев, на этот раз ей это не удается.
Подтверждение этого невидимыми руками тянется внутри меня, чтобы туго сжать мои легкие. Какая-то часть меня хотела крикнуть, что я знаю о ней абсолютно все. Что я ни за что на свете не позволю ей праздновать только с ее подругой Карлиной.
Что за хрень я несу? Я теперь хожу, практически выписывая круги вокруг профессора? Черт побери. Эта женщина отвлекает меня, как никто другой, а я, блядь, не могу себе этого позволить. Моя цель требует, чтобы я всегда был собран. Я должен играть умно и не дать ей понять, что она меня так околдовала.
Теперь, когда Сантилья сделала свой ход, ситуация меняется на ту, которую я хочу и которая мне нужна. Это значит, что отношения с Оливией скоро закончатся, независимо от моих чувств и от того, как сильно я хотел бы, чтобы все было по-другому.
Она становится лучшей частью моих дней; проблеск солнечного света, пробивающийся из-за темной облачной пелены, в которую превращается моя жизнь. Оливия Райт — это ангел с ослепительно ярким ореолом в мрачном подполье моего мира. Она пробуждает во мне человечность, которую я теряю в течение долгих лет.
Я должен использовать ее как расходный материал. Как будто она не имеет никакого значения.
Проблема в том, что она имеет, и не потому, что спасла меня от пули.
Тридцать пятая глава