Истина в деталях
Шрифт:
Когда она повернулась и навалилась своим телом на мое, безошибочная паника и решимость, написанные на ее прекрасном лице, подтвердили, что это не уловка. Что она не участвовала в подставе и пыталась завоевать мое доверие, уводя с линии огня.
Да, я узнал Оливию Райт лучше, чем она сама. Когда она расстроена, то слегка поджимает губы и прищуривает глаза. Когда пытается держать себя в руках, ее плечи напрягаются, и она поднимает подбородок.
Ее сине-зеленые глаза кажутся более голубыми, когда она возбуждена. Зеленые, когда она грустит, как в тот вечер на
При одной мысли о той ночи у меня сжимаются кулаки и напрягается каждый мускул в теле. Если бы все было иначе, я бы вызвал копов, чтобы арестовать его. Убедился бы, что у нее лучший адвокат, чтобы этому ублюдку больше никогда не сошло с рук такое дерьмо.
Но я не могу — это невозможно с такой жизнью, как у меня. Я ни за что не смогу привести сюда копов, потому что это будет означать, что чертова буря дерьма обрушится на мою дверь. Мы сами обо всем позаботимся — сделаем все по-своему.
Я должен быть лучше для нее, но мир, в котором я нахожусь, делает это чертовски сложным. Она заставляет меня думать о том, что могло бы быть. Если бы я не был Нико Альканзаром, королем наркобизнеса Майами. Если бы я был простым человеком. Тем, кем я был когда-то.
Но это было так давно, что я не уверен, что смогу вернуться назад.
Несколько часов спустя
Неважно, что она спит в своей комнате. Это к лучшему, но, черт меня побери, если я не скучаю по ней. Как бы я хотел, чтобы на моих подушках были не только остатки ее запаха.
Завтра у меня тяжелый день, и, черт побери, мне нужен отдых, но я чертовски нервничаю. Я никак не могу сосредоточиться, поэтому за несколько минут до полуночи пробираюсь по коридору к ее комнате, где двое моих людей — Тино и Маркус — стоят у ее двери, как я и просил.
Понижая голос, я спрашиваю.
— Какие-то проблемы?
— Нет, сэр, — отвечают они.
— Хорошо. — С невозмутимым выражением лица, как всегда, я разворачиваюсь и возвращаюсь в свою комнату.
Когда я снова забираюсь под одеяло на своей кровати и на прохладные дорогие простыни из хрен знает какого количества нитей, которые касаются моей кожи, я признаю это.
Я неравнодушен к Оливии Райт. Дочери Джоанны Сантилья.
Женщине, которую я использую для устранения Сантилья.
Женщине, что поселилась в моем холодном, черном сердце, которое умерло много лет назад.
Тридцать первая глава
Оливия
Врач, на осмотре которого настоял Нико, когда я вчера пришла домой, признает меня здоровой и лишь «немного побитой», так что сегодня я намерена вернуться к своему обычному графику. Мне нужно хоть какое-то ощущение нормальности.
Мистер Наркобарон этого не одобряет.
Его глаза вспыхивают гневом, как только на следующий день я выхожу в холл, одетая для работы.
— Что ты пытаешься доказать?
На каблуках мне не приходится поднимать голову вверх, чтобы встретиться
— В отличие от некоторых людей, я не до смешного богата. Мне нужно работать. — Переведя взгляд на Голиафа, я вежливо улыбаюсь. — Мне нельзя опаздывать, поэтому я должна выйти сейчас.
Человек-зверь смотрит на меня, потом на своего босса, края его рта едва заметно подергиваются.
— Я лучше отвезу профессора на работу.
Нико сжимает руки в кулаки. Не сводя с меня взгляда, он обращается к Голиафу.
— Проследи, чтобы охранники обеспечили ее безопасность. Ты мне нужен, пока она будет преподавать.
— Понял, босс. — Голиаф проходит мимо меня к входным дверям. — Я подгоню машину, профессор Райт.
— Спасибо.
Как только за ним закрывается дверь, Нико направляется в сторону коридора, ведущего в его кабинет, но внезапно поворачивается и приближается ко мне. Черты его лица выражают беспокойство, как будто он борется с чем-то, что дается ему непросто.
— Ты выглядишь усталой.
Я окидываю его стальным взглядом.
— Я справлюсь, мистер Альканзар.
Выражение его лица не меняется, глаза обшаривают мое лицо с видимым беспокойством.
— Ты спала в своей комнате прошлой ночью.
Я опускаю подбородок в быстром кивке.
— Да.
— Могла бы остаться в моей.
Образ меня в постели Нико проносится как видеоролик в мозгу. Хотя на этот раз он значительно отличается от того, что было ночью.
В моем воображении наши руки и ноги переплетены, я лежу на его голой груди, и ровный стук его сердца под моей щекой успокаивает меня, усыпляя. Его губы касаются моего лба, руки крепко обхватывают меня, прижимая к себе, словно я что-то ценное.
От такой картинки мои щеки пылают жаром, и я прочищаю горло.
— Со мной все в порядке.
Нет. Мне потребовалась целая вечность, чтобы заснуть, для чего пришлось применить массу методов воздействия на сознание. Наконец, сразу после полуночи я почувствовала странное чувство спокойствия.
— Будь осторожна, Оливия. — Он произносит мое имя тем низким, хрипловатым голосом, который мягко ласкает меня. Он называет меня Оливией, а не профессором. Вначале я хочу ответить ему язвительным замечанием, но его обеспокоенное выражение лица заставляет меня остановиться.
Не сводя с него глаз, я тихо отвечаю.
— Я буду.
Он оглядывает меня с ног до головы, затем отрывисто кивает, поворачивается и исчезает в коридоре.
Я остаюсь стоять в роскошном холле и думать, что же, черт возьми, только что произошло. Неужели он опасается, что со мной может что-то случиться до того, как он сможет вывести Сантилья на чистую воду?
Но вопрос, затаившийся в глубине моего мозга, что, возможно, я ему действительно небезразлична?
К тому времени, когда Голиаф провожает меня до моего рабочего кабинета, я еще