Истина. Осень в Сокольниках. Место преступления - Москва
Шрифт:
Позже, чуть позже Вадим поймет, почему у него возникли эти ассоциации.
Позже.
Но сейчас он видел, как «жигули», не сбавляя скорости, развернулись в пенале переулка, влетев на тротуар и ударившись правым задним крылом о стену дома, рванулись в обратную сторону. Но переулок был уже не пустым, как пять минут назад. В другом его конце остановился рафик, и какие-то люди тащили к противоположному тротуару узлы и чемоданы.
Все это Вадим наблюдал краем глаза, отчетливо оценивая обстановку.
«Жигули» с преступниками проскочат именно мимо
До машины было метров семьдесят, и он, выскочив ей наперерез, дважды выстрелил в передние колеса. Выстрелил и отпрыгнул, чудом не задетый передним крылом.
Марина, выбежавшая из арки ворот, увидела «жигули», странно, боком летящие по улице, увидела Вадима, катящегося по мостовой.
«Жигули» развернуло, и, потеряв управление, машина вбилась радиатором в сделанный эркером подъезд дома напротив. Раздался грохот, звон стекла. Орлов поднялся, чувствуя, как нестерпимой болью отдает каждое движение, и тяжело побежал к подъезду. Но его уже обогнала подвижная милицейская группа, и два сержанта, на ходу выхватывая пистолеты, лезли сквозь разбитые двери. Переулок сразу наполнился шумом, кричали что-то напуганные жильцы домов, высунувшись по пояс из окон. Наиболее скорые на ногу, как всегда, это были пенсионеры, бежали к месту аварии, забыв о давлении и подагре.
– Что? – спросил Вадим сержанта.
– По-моему, оба насмерть.
В переулок, нещадно ревя сиреной, влетела «скорая помощь», вызванная Стрельцовым.
– Давайте дежурную группу, – приказал Вадим и сел прямо на тротуар, прислонившись спиной к прохладному кирпичу стены.
– Товарищ начальник, – склонился над ним сержант, – у вас все лицо в крови.
– Потом. Обеспечьте сохранность места происшествия.
Вадим закрыл глаза, ощущая спиной только приятный холод стены, который, казалось, снимал боль.
– Вадим, Вадим, – услышал он женский голос. Кто-то бинтовал ему голову.
– Потом, потом, – повторял он.
И вдруг он услышал голос Кафтанова:
– Спрячь оружие, Вадя.
Он открыл глаза, увидел начальника управления и встал. Сработал многолетний инстинкт.
– Доктор, – приказал Кафтанов, – подполковника в машину.
– Все нормально. Ушибся чуток. Как Фомин?
– Подрезали его сволочи эти, – с ненавистью выдавил Кафтанов. – Врач говорит, что надежда есть. Ты успел вовремя. Ты-то как?
– Ничего страшного.
– Пошли к Алимову, там уже Малюков и понятые.
Они поднялись по лестнице и вошли в открытую дверь квартиры. Вадим услышал ленивый баритон Малюкова:
– Значит, Стрельцов, пиши. Я, старший следователь по особо важным делам Мосгорпрокуратуры, советник юстиции первого класса Малюков, 20 августа 1983 года в 19 часов 30 минут произвел обыск в квартире гражданина Алимова Б.В. по адресу: Армянский переулок, дом 6, квартира 17 в присутствии понятых гражданина Фолизина Г.М. и Егорова В. К., проживающих по тому же адресу в квартирах 16 и 15. Обыск произведен на основании постановления Мосгорпрокуратуры за номером 436. Записал, Стрельцов?
– Так точно.
–
Он вышел на кухню и сел, вспомнив, что не имеет права трогать ни кран, ни чашки.
А из комнаты деловито звучал голос Малюкова:
– Обыск начат в 19:35, при электрическом освещении…
– Выпейте воды, я из магазина принес. – Саша Крылов протянул Вадиму бутылку боржоми.
И Вадим пил этот необыкновенно вкусный напиток. Пил жадно, чувствуя, как силы постепенно возвращаются к нему. Потом на кухню вошли Кафтанов и Малюков.
– Хорош? – спросил Кафтанов.
– Герой. Прямо полицейский комиссар в исполнении Лино Вентуры.
– Олег, – Вадим оглядел форменную красоту Малюкова, – твоя ирония больно ранит мое героическое прошлое. Нашли чего-нибудь?
– Чепуху, – весело ответил Кафтанов. – Пустяки всякие. Камин французской работы, кресты, иконы, несколько картин, пистолет ТТ и одиннадцать тысяч денег.
– Какой камин? – вскочил Вадим. – Мой?
– Твой, – спокойно сказал Малюков, – только его сначала на Петровку отвезут, а потом к тебе домой. Ты иди в комнату, мы будем кухню осматривать. Смотрите, Андрей Петрович, – обратился он к Кафтанову, – до чего у вас волевой подполковник Орлов.
– Воля, милый мой Олежек, – это прежде всего инструмент насилия над самим собой.
Вадим встал и вышел из кухни.
Камин стоял посередине комнаты. Желтый свет лампы под матерчатым абажуром, таким модным в предвоенные годы, абажуром, считавшимся когда-то символом незыблемости семейного очага, скупо освещал фарфоровых дам в кринолинах и грациозных кавалеров в кургузых камзолах.
– Красиво, Вадим Николаевич, – сказал за спиной Крылов.
– Красиво.
– На такую красоту эта сволочь руку поднимает.
Вадим не ответил, продолжая смотреть на камин. Вернее, на облицовку камина, то, что должно было закрыть камень. Когда веселое, жаркое пламя начинало плясать на смолисто пахнущих дровах, отблески его падали на эти фигурки, и они оживали в огромном темном зале сухотинского особняка. Сколько видели эти дамы и кавалеры! Перед их фарфоровыми глазами прошли прекрасные женщины тех лет, великие литераторы, гении русской музыки, высокие сановники почти полутора эпох. Все они ушли, память о многих даже не сохранилась, а фигурки живут по сей день и радуют людей. Кто же это сказал, что жизнь человеческая миг, а искусство вечно?
Надо позвонить сестре и спросить. Господи, о чем он только думает. Видимо, все-таки здорово долбанулся головой.
– Итак, искусство вечно, – вслух сказал Вадим.
– Какое точное замечание, – иронически отметил вошедший в комнату Малюков. – Андрей Петрович, Орлов после своего героического падения начал говорить необычайно афористично.
– Давайте простим ему это отклонение, – сказал Кафтанов, – он отоспится и вновь станет излагать мысли в свойственной ему манере. Не забывайте, что в его нравственном становлении сыграла некую роль его сестра, хозяйка интеллектуального салона.