Истина
Шрифт:
Конечно, вдова Бурмина была женщиной красивой. Тем не менее что-то в ее лице казалось Наумову неприятным и даже отталкивающим, но он никак не мог понять, что именно, относя свое ощущение к обычной предвзятости.
— Мы были слишком разные люди, поэтому у нас жизнь не сложилась, — сказала она.
— Были у вашего покойного мужа враги?
— Я думаю, у каждого человека есть враги.
Алла стояла у окна и курила длинные коричневые сигареты. Она не скрывала, что визит Наумова ей
— Ну, что вы от меня хотите? По какому праву? Мы фактически не живем с ним год. Правда, отношения не успели оформить, но собирались это сделать. Игорь жил странной жизнью. Ему предлагали делать телесериал. Это деньги, имя, а вместо этого он ехал разоблачать какого-то человека. Тратил на это уйму времени и сил и получал сто рублей. Или искал героев войны. Он просто боялся браться за большую работу, прикрывая свою беспомощность красивыми словами о гражданском долге. Наша встреча вообще была ошибкой. Так, затянувшаяся курортная связь.
Олег смотрел на нее и думал о том, что память — удивительное устройство, она забывает все, что хочет забыть. Неужели в отношениях этой женщины и Бурмина не было ничего большего, чем курортная связь? Было же, точно было. Любой человек может увлечься, сильно, безудержно, даже такой холодный, как эта Алла.
— Значит, в день убийства вы находились в Суздале?
— Я уже говорила.
— Скажите, — Наумов старался обращаться к ней безлико, — вы приехали сегодня утром. Не было ничего необычного?
— Что вы имеете в виду?
— Кто-нибудь звонил, приходил?
— Необычным был только ваш звонок и визит.
— Простите, что я спрашиваю, но такова служба. Мне необходим телефон вашего будущего мужа.
— Зачем?
— Пустая формальность.
— Записывайте.
Алла продиктовала телефон.
— Теперь все?
— Пока все.
— Что значит пока?
— А это я вам объяснять не буду.
Олег встал и, выходя из квартиры, наконец понял, что поразило его в лице этой женщины. На нем была словно печать нерастраченного зла. Как это не увидел Бурмин? Впрочем, любовь слепа, человек сам дорисовывает портрет любимого, наделяя его чертами, приятными и близкими себе.
Посетителей набралось много. Черт знает что — уехал на три дня и никто вопросы решить не может! А Николай Николаевич, ну какой он зам? Взял его Сергей по просьбе Виктора Константиновича.
— Наш мужик, — сказал он, — скала.
— А дело-то он знает?
— Тоже мне Академия наук. Он другое знает. И помогать тебе будет.
Конечно, деловая хватка у Николая Николаевича
Сергей пытался говорить об этом Виктору Константиновичу, но тот только посмеивался.
— Ничего, благодарить будешь.
Приехав из Суздаля, пообедав, проведя час у Аллы, Сергей приехал на работу и сразу же погрузился в заботы. Посетители шли один за другим. И все просили, кричали, требовали. К шести вечера у Сергея начало рябить в глазах от машинописных строк и человеческих лиц. А эта гнида, Николай Николаевич, еще не удосужился приехать на работу.
Наконец он появился в кабинете. Маленький, кругленький, в скромном сером костюмчике с двумя нашивками за ранения на пиджаке.
Когда Сергей увидел все это в первый раз, он удивленно спросил:
— Вы разве воевали?
— Нет, конечно. Но к нам приходит много просителей-ветеранов, тут сразу видно — фронтовик.
Николай Николаевич захихикал.
Только позже Сергей понял, что его заместитель не дурак. Сколько конфликтов улалось погасить благодаря этим нашивкам.
Николай Николаевич вошел, вытер платком лысину, присел к столу. По тому, как подрагивали мешочки щек, Сергей понял: что-то случилось.
— Неприятности, Сергей Митрофанович. Неприятности.
— Ну, что опять?
— Я бы сказал, даже беда.
— Что такое? — Пронин посмотрел, плотно ли закрыта дверь.
— Не знаю, как и начать.
— С начала.
— Мне Лапин звонил…
— Из Суздаля?
— Да. Корреспондент там шастает.
— Из какой газеты?
— Из той самой. Сорокин фамилия. Я его статеечки посмотрел. Он вроде вашего родственничка Бурмина, — Николай Николаевич захихикал.
— Копает?
— Да. Он, оказывается, и в Управлении был и в Сочи.
— Так, так, — нехорошо стало на душе у Пронина. Нехорошо. Муторно.
— Он чего-нибудь нашел?
— Не знаю пока. Но люди говорят: не человек — зверь.
— Как у нас с отчетностью?
— Ажур. Здесь ему делать нечего. Если никто не расколется, то напишет о плохом обслуживании, не больше.
— А о запчастях?
— Это место уязвимое, но не подсудное. Главное, чтобы молчали люди на станциях.
— Срок никому иметь неохота, будут молчать. Он только автосервис копает?
— Нет, всю проблему обслуживания в комплексе.
— Надо Константинычу позвонить, — сказал Сергей.
— Что-то вы так побледнели, голубчик? — ласково спросил Николай Николаевич. — Не надо. Это еще не буря. Так, ветерок. Нет у вас, молодых, привычки. Нет.
— Вы идите, Николай Николаевич.
— Иду, иду, мой золотой, иду. От сердца печаль-то отпустите. У меня с бумажками ажур.
Пронин поднял трубку, пальцы сами нашли на кнопках знакомый номер.
— Говорите, — пророкотал веселый баритон Виктора Константиновича.