Истинная для Ворона
Шрифт:
Только о Стефане Равн ничего не знал, выжил ли он или так и остался лежать там в Разломе.
Тяжёлые, грустные мысли душили и мучали охотника не переставая. Насколько силён Главный маг, если Равн, как мальчишка проиграл ему, даже не начав бой. Стыд и разочарование поглощали его каждый раз, когда он вспоминал о том дне. Весь накопленный опыт и слава оказались бесполезны, а мать только шептала, глядя на него "хорошо хоть жив остался".
Хорошо ли? Равн снова закрыл глаза, словно от этого мог стать невидимкой.
На улице уже расцвела вирея, её запах доносился через открытую дверь, приближалось лето. Эти цветы
Внезапно с улицы раздался вскрик и глухой удар.
– Мама? – громко крикнул Равн. – Торбъёрг?!
Но никто не ответил. Он руками опустил ноги с кровати и попытался встать. Голова закружилась, слабые колени предательски подогнулись и Равн рухнул на землянистый пол, даже не успев задержаться руками хоть за что-нибудь. Ноги не слушались, они словно сухие деревяшки мешались пока он на локтях полз к выходу. Вот наконец порог, Равн напрягся, приподнялся на локтях и потянулся, чтобы взгромоздиться на бревно, которое служил порогом. Прохладный горный воздух освежил красное покрытое испариной лицо. Равн выглянул и увидел в метрах десяти Торбъёрг. Она лежала рядом с бочкой, где таял снег для сбора воды. Откуда у него взялись силы, но за несколько минут он прополз на локтях метры, которые казались ему непреодолимыми.
Торбъёрг дышала, но была без сознания.
– Мама, – позвал он её еле слышно. Зачерпнул горсть воды, из рядом стоящего ведра, и обтёр лицо. Старушка была без сознания.
Никогда ещё Равн не ощущал себя настолько беспомощным. Пересиливая себя и накатившую слабость, он полз обратно к избушке, подтаскивая вслед за собой Торбъёрг. Когда уложил её на кровать дал себе передохнуть. Тело тряслось от напряжения, он кинул на пол несколько шкур, заполз на них и отключился.
Утром Торбъёрг пришла в себя, но встать больше не смогла. Выпила глоток воды и снова уснула. Равн вновь попытался встать на ноги, но перед этим растёр ноги, долго массировал их от икр до бёдер. Мать сказала ему, что помимо позвоночника, ноги были сломаны в трёх местах. Вооружился импровизированным костылем, оторвав боковую доску кровати, и вновь попробовал шагнуть. У него получилось. Маленький шаг отозвался болью во всём теле, но Равн сделал его самостоятельно, и это не могло не радовать охотника. Всё-таки ходить было намного приятнее, чем ползать.
Глава 26. Прошлое
После ужина, когда Рада вошла в свою спальню, Милица уже была на месте, поджидая госпожу. Большая богато украшенная комната встретила хозяйку ароматом горячего брусничного чая и расстеленной кроватью.
– Что-то случилось, на вас лица нет? – спросила Мила тихо, расшнуровывая корсет её платья.
– Герцог пригласил в свою спальню.
Рада сжала кулаки, чтобы унять дрожь.
– Он ваш муж. В этом нет ничего страшного. Ой, простите сударыня, не в своё дело лезу.
Мила виновато склонила голову.
– Перестань извиняться. И называй меня просто Рада.
– Может вам мяты добавить в чай, чтобы вы успокоились?
– Нет, не надо. Итак хорошо, – девушка осторожно отпила солнечный напиток из фарфорой чашки. – Лучше выполни мою просьбу. Пока герцог будет занят, сходи к Стефану и отнеси ему еды. Кто знает сколько я пробуду там.
– Так он же обернётся,– Мила нерешительно остановилась в центре комнаты.
– Не переживай, он не кусается. Только не забудь, кусок мяса посвежее выбери и с кровью. Он такое любит.
Служанка учтиво наклонила голову, но Рада заметила, как её руки нервно теребили край фартука, когда она выходила.
Накинув лёгкое шелковое платье, герцогиня напоследок окинула взглядом спальню и вышла из комнаты. Коридоры уже погрузились в полумрак, половина свечей были затушены. Спальня Адаларда Матфрида расположилась в той же части дворца, что и кабинет. Рада шла тихо, осторожно ступая по холодному каменном полу и, прижимаясь к стене. Здесь никогда не стояли стражники, а коридор всегда был пуст, но что-то жуткое витало в воздухе.
– Три месяца прошло. Я не вижу изменений,– раздался приглушенный голос герцога из кабинета.
Рада замерла.
– Ты слишком торопишься,– проскрежетал чей-то голос в ответ. – Я говорила тебе пить отвар. Говорила брать девчонку в спальне. Если ты не делаешь то, что надо, о каком результате может идти речь?
– Беккай, не пудри мне мозги. Ты сказала, что она особенная! Только поэтому я нарушил традиции семьи и женился. Мне нужен результат.
– Тс-с.
Дверь распахнулась, взгляд герцога впился в растерянное лицо молодой жены. Рада впервые так сильно пожалела, что не умеет растворяться в воздухе.
– Что вы тут делаете?
– Я пришла… ка-как вы велели, после ужина.
Герцог смерил девушку холодным взглядом, подошёл и, схватив за предплечье, потащил за собой.
Из кабинета высунулась горбатая старуха в чёрном. Её губы тряслись, беззвучно шевелились, не останавливаясь ни на секунду, словно жили своей жизнью.
*** ***
Когда Мила приблизилась к клетке, зверь даже не заворчал и не поднялся. Он безразлично смотрел в небо. Толстые металлические прутья клетки были выполнены на заказ, специально для сдерживания силы оборотня. Жители Вийона находились в опасной близости к Разлому и уже привыкли справляться с нечистью.
Мила подошла, быстро сунула мясо сквозь решётку и отпрыгнула. Несмотря на все рассказы Рады о том, что он разумен, она с трудом в это верила.
Голова зверя приподнялась, он шумно втянул воздух, но так и не встал.
– Ты чего не ешь? Это тебе хозяйка передала.
Оборотень поднял морду и уныло завыл. Протяжный вой тоскливо прокатился по внутреннему двору замка. Мила всей душой ощутила его одиночество.
– Тс-с,– зашептала девушка. – Не шуми, пожалуйста. А то прибежит стража и увидят меня.
Оборотень, словно понял, больше не выл, уставился неподвижным взглядом жёлтых глаз на девушку.
– Я знаю, что тебе одиноко. Это, наверно, ужасно сидеть в клетке. Если хочешь, я могу приходить к тебе.
Оборотень слушал внимательно, Миле даже показалось, что кивнул.
– Рада говорит, что ты всё понимаешь и кажется я начинаю в это верить.
Девушка неуверенно протянула руку и прикоснулась к огромной лапе. Замерла. Пальцами провела по жёсткой скатанной шерсти, оборотень лежал неподвижно.