Истины нет
Шрифт:
Ратибор послушно удалился. Теперь, как ему казалось, он служил не просто Алии или Княжеству. Его мысли заполняла лишь светлая вера в то, что так угоднее Живущим Выше и что один из них сейчас с ним. От этого душа его готова была разрыдаться теплыми слезами счастья. Арлазар это понимал, но разубеждать юношу не собирался.
— Ну, что скажешь, эдали? — произнес Кйорт, отодвигая миску.
— Мне нужно время, чтобы подготовить переход, — ответил Арлазар. — День — самое меньшее, может, два.
— Нам что-то следует знать перед этим?
— Слушайтесь проводника, и мы все перейдем горы.
— Даже Хигло? Конь не горный козел, по скалам прыгать не умеет. И если тропа окажется под завалом…
—
— Звучит не слишком опасно... — сказала Амарис.
— Я много раз слышал эти слова, — оборвал девушку Арлазар, серьезно глянув на нее. — И, наверное, потому до сих пор не лежу в могиле, среди серых камней, что никогда не произносил их сам. Запомните: без моего разрешения нельзя ни сходить по нужде, ни сорвать с куста ягоды. Я не шучу.
Эдали повернул голову в сторону лестницы и громко спросил:
— Ты слышал, Ратибор?
— Да, мастер Арлазар, — послышался тихий голос.
— Хорошо.
— Так ты именно поэтому служил им? — прошептала Амарис. — Служил людям? Все это время? Ты ждал его?
Тонкий пальчик указал на ходящего.
— После тяжелых боев мы отступали к горам, — медленно и тихо проговорил Арлазар, неодобрительно глянув на Амарис, — спасались от третьего Алийского восточного корпуса и попали в клещи. С одной стороны — алийские «Черные ленты», с другой — княжеские «Красные щиты». С нами были женщины и дети. Мужчин оставалось совсем мало. И мы приняли решение напасть на княжичей, чтобы связать их боем и отвлечь. Их было меньше, и они казались более легким вариантом. И пока мы связывали боем врага, детей должны были увести. Но как мы ошиблись! Щиты оказались под прикрытием тяжелой конницы князя Алексия. Нас разбили первой же атакой. Волки, медведи… да что может оборотень против удара кованой пики? Я пытался остановить наступление, но их было слишком много. Я умертвил или обернул в бегство несколько десятков коней, бросил в бой всех существ, до которых смог дотянуться. А когда они добрались до меня, зарубил пятерых, но оказался тяжело ранен. Очнулся в собственной рвоте и крови, посреди ощетинившегося копьями круга, вместе с двумя десятками малышей и выживших матерей. И тогда впервые я испугался. Испугался, что бессилен. Подъехали алийские отряды. Они требовали выдать нас или казнить непременно тут, на месте. Но княжичи оказались не столь кровожадны. А может, назло алийцам, не берусь судить, но они отпустили детей и женщин. А потом… Один из ведунов Алексия признал во мне эдали. Меня долго лечили. Несколько месяцев я провел в горячке. В короткие моменты, приходя в сознание, я думал лишь о том, как сбегу и продолжу борьбу. Но
Амарис от удивления шумно вздохнула.
— Он уговорил меня остаться. И мое предназначение — хранить эти места — не изменилось. Лишь с одной поправкой: теперь я ждал ходящего, с тем чтобы привести того к нему. И я остался. На мое счастье, Алексий оказался мудрым, и цену такому трапперу, как я, осознавал. Никогда я не охотился на себе подобных и пользовался особым положением. Князь делал все, чтобы я верой служил ему. И я служил сначала ему, а затем и его сыну до недавнего времени.
Арлазар встретился взглядом с Кйортом. Выражение лица последнего отчетливо вопрошало: «И зачем ты это все рассказываешь? Да еще привираешь, похоже». Эдали отвел взгляд и закончил, отвечая на невысказанный вопрос:
— Да просто. Долгие десятилетия я носил это в себе, но теперь есть те, кому я могу это рассказать.
Ходящий усмехнулся, мысленно сказав: «Ага. На выдумку похоже. Только вот зачем?»
— Поздно уже, — Арлазар поднялся, — всем нам надобно отдохнуть. Думаю, лучше будет, если я в одиночку сегодня буду в охранении. Мне это ничего не стоит.
Никто не стал спорить: Амарис знала, что зверовщик способен на подобное, а ходящий рассудил, что вряд ли эдали просто бахвалится перед сородичем.
— Хм-хм, — послышался тихий кашель.
Из люка у стены выглядывала голова Ратибора. — Мастер, там… это…
— Что там? — вся троица напряженно посмотрела в направлении леса.
— Лучше взгляните, — Ратибор спрыгнул вниз и подбежал к двери. Толчком распахнул ее и ткнул пальцем в небо. — Смотрите.
Небо пылало огнем звезд, крупных и ярких. Казалось, что можно дотянуться рукой до любой и сорвать ее со свода, как плод с яблони.
— Только все небо было затянуто одной сплошной пеленой, как старый шкаф пылью. И вдруг, словно по волшебству, — пояснил Ратибор.
— И больше ничего? — напряженно сказал ходящий, пряча аарк в ножны.
— Нет, — стушевался юноша. — Из бойниц наверху не очень хорошо видно…
— Это не наше небо, — ответил вместо Ратибора эдали. — Я не узнаю ни единого созвездия.
— А я не знаю, что происходит, — опередил вопросы йерро, — понятия не имею.
Кйорт вернулся в дом.
— Арлазар, — послышался оттуда его голос, — запомни время, когда ваше небо вернется. Но если будет что-то еще — буди немедленно.
— А ты думаешь… — зверовщик зашел следом, поманив за собой остальных.
— Да. Это осколок другого Плана. Он не удержится, но я должен знать, сколько времени он простоит. И вот что еще, — ходящий обернулся и, цедя слова, проговорил: — В пути ни на шаг от меня.
— Ты точно не хочешь больше ничего добавить? — уточнила Амарис.
— Нет.
Кйорт замолчал и направился к печке. Закинул на нее оружие, скинул сапоги и запрыгнул сам. Арлазар усмехнулся: ходящий бесцеремонно занял самое лучшее место для ночлега. Протопленная печь остается теплой до самого утра, когда дом уже выстывает, особенно у внешних стен, а сухое тепло, кроме того, полезно для здоровья. Ведь не зря княжичи всегда оставляли место на печи для детей, стариков и больных.
Скоро в доме воцарилась тишина. Дверь была надежно заперта на тяжелый засов. Труп Арлазар все-таки вытащил и положил на низкую скамью у самых дверей, сам же забрался в «ласточкино гнездо» и, прислонившись спиной к стене, закрыл глаза. Со стороны могло показаться, что он уснул, но лучше охраны придумать было сложно.
Большой филин спланировал с высокой сосны и уселся на один из воротных столбов на манер резной фигуры. Его большие крючковатые когти несколько раз царапнули дерево, сжимаясь и разжимаясь, и намертво вцепились в столб. Он ухнул и, нахохлившись, замер.