Источник
Шрифт:
– Что случилось?
– А что такое? – тихо спросила Тимма, стараясь не подавать виду, Что ждала этого момента.
– Богини! Они исчезли!
– Нет! – вскрикнула Матред. С Тиммой по пятам она побежала в Молельню и тут же вернулась. На ее смуглом лице читалось неподдельное беспокойство.
Урбаал опустился на лавку из утоптанной земли, что тянулась вдоль двух стен двора. Тимма не ожидала, что он будет настолько перепуган.
– Что тут могло случиться? – спросил он. Урбаал был так расстроен, что отодвинул блюдо с едой, которое принесли рабы.
– И четыре камня исчезли, – прошептала Матред.
Урбаал
– Был тут человек, который мог желать мне зла?
– Нет, – сказала Матред.
У него окаменело лицо. Он надеялся, что богини были просто украдены, то есть они покинули дом против своего желания; но если они сами решили расстаться с ним, то это означало только одно – Астарте что-то не понравилось, и его оливковые деревья высохнут, а пресс не выдавит ни капли масла. Он был этим настолько испуган, что Тимма осознала – она должна объяснить, что статуэтки разбила она и в их исчезновении нет никакой тайны. Но, стараясь успокоить мужа, она заколебалась.
– Когда в тот день мы вернулись, то нашли дверь приоткрытой. – Она знала, что это правда, – убегая захоронить Астарт, она ее в таком виде и оставила.
– Да! – вспомнила и Матред. – Ты, Урбаал, увел жрицу, а мы еще остались послушать музыку. Потом я нашла Тимму, и, когда мы вернулись, ворота стояли открытыми.
Урбаал дотошно расспросил рабов, и они тоже припомнили.
– Мы тогда еще об этом поговорили, – сказал один из них.
Но кто мог быть этим вором? Прижав колени к груди и обхватив их руками, Урбаал прислонился к стене и погрузился в раздумья. Полный подозрений, он вспоминал перечень своих врагов, пока ревность не подсказала ему, кто это мог быть.
– Амалек! – вскричал он. – Когда я сегодня встретил его, он как-то уклонялся от разговора. – На самом деле все было наоборот – от разговора уклонялся Урбаал, а не Амалек.
Затем Тимма, пожалев своего глупого перепуганного мужа, попыталась утешить его ложью, о которой потом часто жалела:
– Я тоже думаю, что это, должно быть, был Амалек. Он так ревновал, что та высокая девушка досталась тебе.
И Урбаал убежденно решил:
– Вот кто вор! – И поскольку наконец поверил, что богини покинули его не по своей воле, а их украл обыкновенный грабитель, с плеч его свалился груз страха. С чувством неподдельного облегчения он покинул дом и направился в лавочку бородатого Хетта, где, отказавшись отвечать на его вопросы о Либаме, купил трех новых Астарт, которых водрузил на ту же полку в молельне. Затем направился в поле, чтобы найти для своих богинь камни-фаллосы, которые их устроят.
Рассматривая попадающиеся под ноги камни, он прошел через оливковую рощу и остановился поклониться своим привычным добрым богам, а у давильного пресса прошептал: «Спасибо, что ты даровал мне Либаму». Одно лишь упоминание ее имени напомнило Урбаалу, насколько он сейчас раним и уязвим. Идя меж деревьев, он видел, как она мелькает перед ним, как меж стволов то и дело возникают ее греховные соблазнительные очертания. В шелесте листьев он слышал голос Либамы, звавший его обещаниями радости секса, жужжание пчел в осенней траве напоминало ему сдержанные смешки Либамы – и понимал, что его голод по Либаме неутолим.
Когда Урбаал пересек дорогу в поисках третьего камня такой формы, который предпочитали богини, он наткнулся на Амалека, который пас своих коров, и высокий пастух сделал ошибку –
– Что ты тут делаешь, Урбаал? Ищешь камни для своих новых богинь?
Откуда Амалек мог знать, что у Урбаала появились новые богини? Владелец оливковой рощи с подозрением посмотрел на своего недавнего соперника, заложил руки за спину и спросил:
– Откуда ты знаешь, что я делаю?
– Если бы я выиграл ту высокую, – добродушно ответил Амалек, – то обязательно купил бы новых Астарт.
Урбаал однозначно оценил его уклончивый ответ: Амалек намекает, что четыре украденные богини теперь будут работать на него.
– Предполагаю, ты-то знаешь, как сделать Астарту счастливой? – с неуклюжей прямолинейностью спросил Урбаал.
– Во всяком случае, хотел бы. Так что в новом году, может, мне и достанется та высокая.
Урбаала эти слова привели в такую ярость, что, придумывая, как бы порезче ответить наглецу, он потерял дар речи. Он повернулся, по-прежнему держа руки за спиной, и пошел в другую сторону.
– Вижу, что ты нашел свои камни, – сказал Амалек, подгоняя коров.
Для Урбаала этот день был окончательно испорчен, и по пути обратно к воротам он сделал ряд непозволительных ошибок, которые могут сказаться в последние месяцы года: так, он забыл отдать приветствие баалу оливковой рощи. Перед его глазами стоял лишь пастух Амалек, который украл его Астарт. Похитителя выдали его собственные слова, и Урбаала особенно разозлило, что Амалек еще позволял себе нагло шутить на эту тему, словно он догадывался, что Урбаал потерял свою силу. Полный мрачности, он занес камни в молельню, но три новые Астарты не подали и виду, что ценят его заботу. Рот у него пересох, давая понять, что дела идут из рук вон плохо, и у него не улучшилось настроение, когда он снова побрел в район храма, лелея слабую надежду снова увидеть Либаму. Она так и не появилась. В сумерках Хетт закрыл свою лавку и подошел поговорить с Урбаалом. Со свойственной ему проницательностью торговец без труда догадался, с какой целью тут слоняется Урбаал, и сказал: «Забудь ее. Пройдет несколько месяцев, и все мы сможем наслаждаться ею».
Фермер испытал приступ ярости. Он был потрясен до глубины души и был готов ударить Хетта, если бы не понимал, что тот говорит правду: стоило Либаме своим телом освятить грядущий урожай, как ее неповторимость была растрачена, и скоро ее будут использовать, чтобы освящать куда более мелкие празднества. Когда минет новый год и настанет время сева, она снова появится, а к следующей осени она будет доступна на каждом празднестве. Во время сбора урожая ее место займет какая-нибудь новая девушка.
– Через год ты сможешь ее иметь в любое время, как только захочешь, – сказал Хетт. – Просто постучи в ворота храма. – Оскорбительный смешок Хетта заставил Урбаала дернуться. Скрывшись в сгущавшихся сумерках, он покинул святое место, но отправился не домой. По узкой улочке он добрался до дома Амалека, где притаился в тени, пытаясь представить, где сейчас могут быть украденные у него богини. Он испытывал злобу и раздражение, представляя, как Амалек настраивает против него украденных Астарт, и прикидывал, как бы ему вломиться в дом врага и вернуть их себе. Но ни один из планов не устроил его, так что Урбаал в самом плохом настроении, тоскуя по Либаме, пошел домой.