Источники социальной власти: в 4 т. Т. 1. История власти от истоков до 1760 года н. э.

Манн Майкл

Lee, C. L. (1972). Social unrest and primitive Christianity. In Early Church History: The Roman Empire as the Setting of Primitive Christianity, ed. S. Benko and J. J. O’Rourke. London: Oliphants.

Liebeschutz, W. (1979). Problems arising from the conversion of Syria. Studies in Church History. 16.

McKitterick, R. (1977). The Frankish Church and the Carolingian Reforms. London: Royal Historical Society.

MacMullen, R. (1966). Enemies of the Roman Order. Cambridge, Mass.: Harvard University Press.

NcNeill, W. (1963). The Rise of the West. Chicago: University of Chicago Press.

McQuail, D. (1969). Towards a Sociology of Mass Communications. London: Collier-Macmillan.

Marrou, H. (1956). A History of Education in Antiquity. London: Sheed & Ward.

Momigliano, A. (1971). Popular religious beliefs and the late Roman historians. Studies in Church History, vol. 8.

Mursurillo, H. (1972). (ed.). The Acts of the Christian Martyrs: Texts and Translations. London: Oxford University Press.

Neill, S. (1965). Christian Missions, Harmondsworth, England: Penguin Books.

Nock, A. D. (1964). Early Gentile Christianity and its Hellenistic Background. New York: Harper & Row.

Pagels, E. (1980). The Gnostic Gospels. London: Weidenfeld & Nicolson.

Petronius. (1930). Satyricon. Loeb edition. London: Heinemann;

Петроний. Сатирикон. Гос. изд-во, М. —Л., 1924.

Ste. Croix, G. de. (1974). Why were the early Christians persecuted? In Studies in Ancient Society, ed. M. I. Finley. London: Routledge & Kegan Paul.--. (1981). The Class Struggle in the Ancient Greek World. London: Duckworth.

Schillebeeckx, E. (1979). Jesus: An Experiment in Christology. New York: Crossroads. Sherwin-White, A. N. (1974). Why were the early Christians persecuted? An amendment. In Studies in Ancient Society, ed. M. I. Finley. London: Routledge & Kegan Paul.

Stevens, С. E. (1933). Sidonius Appollinaris and his Age. Oxford: Clarendon Press. Stone, L. (1969). Literacy and education in England, 1640–1900. Past and Present, 42. Stratton, J.G. (1978). The problem of the interaction of literacy, culture and the social structure, with special reference to the late Roman and early medieval periods. Ph.D. thesis, University of Essex.

Thompson, E.A. (1963). Christianity and the Northern Barbarians. In the Conflict between Paganism and Christianity in the Fourth Century, ed. A. Momigliano. Oxford: Clarendon Press.--. (1966). The Visigoths in the Time of Ulfila. Oxford: Clarendon Press.--. (1969). The Goths in Spain. Oxford: Clarendon Press. Thompson, J. W. (1957). The Medieval Library. New York: Harper.

Troeltsch, E. (1931). The Social Teaching of the Christian Churches. London: Allen & Unwin. Turner, H.E.W. (1954). The Pattern of Christian Truth. London: Mowbray.

Ullmann, W. (1969). The Carolingian Renaissance and the Idea of Kingship. London: Fontana.
– -. (1976). The constitutional significance of Constantine the Great’s settlement. Journal of Ecclesiastical History, 27.

Vermes, G. (1976). Jesus the Jew. London: Fontana.

Vogt, J. (1967). The Decline of Rome. London: Weidenfeld & Nicolson. Wallace-Hadrill, J. M. (1962). The Long-Haired Kings. London: Methuen.

Wilson, I. (1984). Jesus, the Evidence. London: Weidenfeld & Nicolson. Wolff, P. (1968). The Awakening of Europe. Harmondsworth: England: Penguin Books.

ГЛАВА 11

Сравнительный экскурс в мировые религии: конфуцианство, ислам и касты индуизма

В социологии не существует законов. Мы можем попытаться отыскать общую формулу типа если х, то у, где у — рост идеологической власти, но очень скоро обнаружим, что идеологическая власть раннего христианства весьма редкая. И действительно, до сих пор в хорошо задокументированной истории рост идеологической власти был ограничен одним определенным историческим периодом — между 600 г. до н. э. и 700 г.н. э., а по большей части только последними двумя третями данного периода. Более того, каждая из пяти мировых религий или философий, которая добилась власти в этот период, была уникальной во многих отношениях. На этой эмпирической базе мы не можем выстраивать социальные законы, поскольку количество примеров намного меньше количества переменных, оказывавших влияние на финальный результат. Схематичное описание роста религий и философий — это единственное, на что можно рассчитывать.

Тем не менее нам не следует избегать сравнительных и теоретических вопросов, возникающих в связи с зарождением мировых религий. И это не только по причине присущей им важности, но и потому, что они сопровождают и реорганизуют (в качестве «путеукладчика», описанного в главе 1) основные поворотные точки в мировой истории. До того как этот исторический период был завершен, истории различных основных цивилизаций Евразии хотя и были различными, но принадлежали к одному семейству обществ и векторов социального развития. Например, хотя я и не описал

векторы развитий Китая и Индии, они весьма напоминали векторы развития Ближнего Востока и Средиземноморья. На основе широкой аллювиальной базы, рассмотренной в главе 4, они также развили империи доминирования, используя те же четыре стратегии правления, торговые центры, города-государства, письменность и монетное обращение, различные формы римской легионерской экономики и т. д. Мы можем применить к Азии модели, заимствованные из ранних глав, хотя их следует дополнить региональными модификациями. Я ни в коей мере не преувеличиваю сходства. Но именно в этом смысле исторический этап мировых религий рассматривается как разветвление путей, как момент возникновения по крайней мере четырех различных векторов дальнейшего развития. Разветвление произошло, по крайней мере отчасти, в ответ на вызов основных религий или философий, которые, следовательно, можно рассматривать как «путеукладчик» истории. Эти четыре пути представлены четырьмя частями мира, в которых распространились христианство, ислам, иудаизм и конфуцианство. К 1000 г.н. э. уже существовали четыре отчетливо различных типа обществ — каждый с собственным динамизмом и вектором развития. Различия между ними сохранялись в течение более чем 500 лет, до тех пор пока одна из частей — христианский мир — не достигла такого превосходства над остальными, что они вынуждены были принять ее притязания, тем самым вновь став единым семейством обществ.

Сейчас может казаться, что наличие в этих регионах различных религий или философий было эпифеноменом. Но это не так. А даже если так, то проблема религии и философии все еще остается решающей частью причины различия в путях развития. Это проблема, которой также необходимо тщательно заниматься.

Но факт состоит в том, что различие путей развития делает задачу, стоящую перед сравнительным анализом, непомерно большой. Попытка проанализировать все эти случаи была бы крупнейшим научным проектом, даже более крупным, чем предпринятая Вебером и незавершенная серия исследований мировых религий. В этой главе я ставлю намного более приземленные цели. В предшествующей главе я суммировал властные достижения христианства. Если сравнивать с другими мировыми религиями, то властные достижения индуизма даже больше. Они составляют основное содержание этой главы, их описания предваряют краткие примечания о конфуцианстве и исламе. Буддизм фигурирует в качестве сравнительно успешного соперника индуизма в Индии.

КИТАЙ И КОНФУЦИАНСТВО: КОММЕНТАРИЙ

Китай был единственной крупной империей, которой удалось абсорбировать весь импульс религий спасения и при этом остаться невредимым и даже усилиться^[96]. Китай разрешил противоречия империи, разделив различные спасенческие течения на несколько различных философий или религий и используя самую важную из них — конфуцианство для легитимации своих структур власти.

Конфуций, живший в конце VI — начале V в. до н. э. (в то же время, что и Будда, — в период зарождении греческой философии, гораздо позже Зороастра), дал преимущественно светский ответ на проблему, которая возникла в связи с греческим понятием paideia — развитие человеческого разума. Не существовало предельных отчетливых стандартов разума, этики или значений (смыслов) за пределами общества. Наивысшим из известных нравственных качеств был общественный долг, единственным космическим порядком, к которому мы могли быть причастны, являлся социальный порядок. Это доктрина, которая все еще продолжает призывать к агностицизму^[97][98]. Различные образцы поведения включают такие качества, как честность или внутренняя прямота, справедливость, добросовестность, лояльность к другим, альтруизм или взаимность, но прежде всего — любовь к другим людям. Но на самом деле эти качества не являются самостоятельными. То есть они не являются индивидуальными или социальными целями, а скорее средствами или нормами. Они говорят нам о том, как мы должны относиться к другим, преследуя собственные цели. Они предполагают общество с изначально данными социальными целями. Отсюда фундаментальный консерватизм конфуцианской философии. Являясь отказом от трансцендентального спасения, конфуцианство также означало отказ от радикальной политики и того, что мы называем религией. Но именно по этой причине оно и было настоящей «религией» в понимании Дюркгейма. Общество как таковое само было священным. Поэтому конфуцианство по большей части исполняло роль морального стимулирования и не выдвигало принципов идеологической трансцендентности.