Источники социальной власти: в 4 т. Т. 1. История власти от истоков до 1760 года н. э.
Шрифт:
Централизация также поддерживалась вертикальными связями вдоль рек. Внутреннее ядро пойм рек начинало заполняться, и поселенческие или родовая группы начинали притираться, совмещаться друг с другом. Они требовали относительно фиксированных регулируемых отношений. Авторитет, долгое время присутствовавший в родовых или поселенческих группах, также был необходим для отношений между различными поселениями. Это привело к образованию второго уровня более крупных квазиполитических образований. У шумеров определенный тип церемониального центра (второй из трех индикаторов цивилизации Ренфрю) — храм, который, по всей видимости, ассоциировался с этим процессом, часто выступал арбитром в отношениях между поселениями. Храм играл общую важную роль во всех ранних цивилизациях — вопрос, к которому я вернусь в заключении к главе 4. Стюард (Steward 1963: 201–202) отмечал, что экстенсивная социальная кооперация в ирригационном земледелии была фактически повсеместно связана с сильным жречеством (духовенством) в Новом Свете, так же как и в Старом. Он утверждал, что относительно эгалитарные группы, вовлеченные в кооперацию, испытывали
Храмовые государства практически не были принудительными. Трудно с уверенностью сказать, но, с точки зрения Якобсена (Jacobsen 1943, 1957), первыми постоянными политическими формами были примитивные демократии, в которых собрания, состоявшие по большей части из свободных совершеннолетних мужчин города, принимали основные решения. Якобсен предполагает существование двухпалатного законодательного органа: верхней палаты старейшин и нижней палаты свободных мужчин. Хотя такая гипотеза может выглядеть несколько идеализированной, поскольку основными источниками данных являются более поздние мифы, ее вероятной альтернативой выступает только менее жестко организованная и более крупная олигархия, состоявшая из глав богатейших семей и, вероятно, из глав территорий, подконтрольных городу.
На основе исторических данных мы можем лишь заключить, что до 3000 г. до н. э. существовали кратковременные политические системы, при помощи которых был осуществлен труднодостижимый переход от рангового авторитета (authority) к стратифицированному государству. Но этот переход происходил в меньшей степени в условиях принуждения управляемых со стороны управлявших, чем в условиях принуждения в смысле заключения в «клетку» роста фокусированных, неизбежно интенсивных, централизованных социальных отношений. Переход к принуждению и эксплуатации был медленным. Различия между ведущими семьями и остальными, а также между свободными и зависимыми или рабами были «абсолютно ранговыми». Но ранги в рамках богатейших семей были «относительными» и изменчивыми. Ранг значительно зависел от близости к экономическим ресурсам, которые сами по себе были изменчивыми. Доказательств ранжирования на основе «абсолютного» генеалогического критерия, такого, например, как происхождение от богов или героических предков, нет. В этом отношении появление стратификации и государства было медленным и прерывистым.
Тем не менее два процесса — рост государств и частной собственности-были связаны друг с другом и в конечном итоге оказывали друг другу взаимную поддержку. В рамках современного капитализма высокоинституционализированные права частной собственности и не вмешивавшиеся в эти права государства нам следует рассматривать как антитезу. Тем не менее в рамках большинства исторических периодов это было бы ошибочным, как мы вновь сможем убедиться. Частная, семейная собственность и государство развивались вместе, запущенные одними и теми же процессами. Когда появляются первые письменные свидетельства (таблицы, найденные при раскопках древнего города Лагаш), мы обнаруживаем комплексную смесь трех форм собственности на землю, находившуюся в распоряжении храма. Это были поля, принадлежавшие богам города — ими распоряжались чиновники храма, — поля, ежегодно сдаваемые храмом в аренду индивидуальным семьям, а также поля, предоставленные в собственность индивидуальным семьям на периферии и не облагаемые рентой. Первая и третья формы обычно были значительно больших размеров, отличались крупномасштабной коллективной и частной собственностью, использовали зависимый и в меньшей степени рабский труд. Записи свидетельствуют, что коллективная и частная собственность постепенно сливались, по мере того как стратификация и государство развивались более интенсивно. Доступ к земле постепенно был монополизирован единой, но все еще репрезентативной элитой, которая контролировала храмы и крупные поместья и состояла на священнической, гражданской и военной службе.
Интегрированная природа земледелия в условиях ирригации, а также обмен и диффузия между ирригационными и окружавшими экосистемами создали слитые воедино структуры авторитета (authority) в родовых группах, деревнях и развивавшихся государствах. Поскольку мы не находим следов политического конфликта между предположительно частными и коллективными аспектами, это заставляет представлять их в качестве единого процесса. Таким образом, параллельно развитию организации перераспределяющего государства, о котором известно благодаря храмовым табличкам Лагаша, вероятно, шло развитие организации частного имущества, которое документально не фиксировалось. В бюджете храмов были сложным и детальным
Объединение и заключение в «клетку» авторитетных отношений имели еще одно последствие: появление третьего индикатора цивилизации Ренфрю — письменности. Если мы тщательно проанализируем истоки письменности, мы осознаем огромную роль изначального процесса цивилизации. Шумер являет собой важнейший пример этого, поскольку его записи хорошо сохранились, а также пример спонтанного развития письменности в Евразии. Другие независимые случаи возникновения письменности в Евразии могли испытать влияние шумеров. В любом случае две разновидности письменности Индской цивилизации и минойского Крита (линейный вид письменности) все еще остаются нерасшифрованными, тогда как в оставшихся двух сохранился только базовый набор письменности. В Китае династии Шан сохранились лишь записи обращений ранних правителей к оракулам, и только потому, что они были нанесены на черепаховых панцирях или подобных костяных поверхностях. Это свидетельствует об основной роли богов в разрешении политических и военных проблем. В Египте мы располагаем погребальными надписями на металле и камне, то есть религиозными надписями, в то время как большинство надписей на папирусе или коже были утеряны. В них мы обнаруживаем смесь из религиозных и политических вопросов. Во всех прочих примерах возникновения цивилизаций письменность также была импортирована. И это важно. Письменность технически полезна. Она может содействовать достижению целей и стабилизировать знаковые системы любой господствующей группы — священников, воинов, торговцев, правителей. Более поздние случаи, таким образом, демонстрируют огромное разнообразие отношений власти, имплицитно связанных с развитием письменности. Поэтому относительно точности причин возникновения грамотности мы зависим от шумеров.
Первые записи шумеров были сделаны на цилиндрических печатях, на поверхности которых картинки вытачивались таким образом, чтобы оттиск мог оставаться на мягкой поверхности. Это большая удача для нас, поскольку оттиски на глине пережили века. Учитываемые при помощи письменности товары обменивались, продавались и перераспределялись, к тому же на них часто появлялась отметка о том, кому они принадлежали. Эти рисунки развились в пиктограммы — упрощенные стилизованные изображения объектов, наносимые при помощи тростниковых палочек на глиняных табличках. Постепенно они были упрощены до идеограмм — более абстрактных изображений, применяемых для обозначения классов объектов, а затем звуков. Все в большей степени они стали получать свою форму от технически разнообразных способов делать пометки при помощи клинообразно нарезанной палочки, а не от тех объектов, которые изображались. По этой причине мы называем их клинообразными знаками, подразумевая клинопись.
В рамках этого периода развития, датируемого 3500–2000 гг. до н. э., подавляющее большинство из более чем 100 тыс. уцелевших записей были реестрами товаров. Реестровый список действительно стал общей темой культуры: вскоре мы находим списки концептуальных классификаций всех родов объектов и имен владельцев. Позвольте мне привести относительно короткий список, чтобы сформировать представление о письменности шумеров. Он относится к третьему тысячелетию до н. э., третьей династии Ур, архиву Дрехема:
2 ягненка (и) 1 молодая газель (от) правителя Ниппура;
1 ягненок (от) Гирини-иса, надсмотрщика;
2 молодые газели (от) Ларабум, надсмотрщика;
5 молодых газелей (от) Халлиа;
5 молодых газелей (от) Асани-у;
1 ягненок (от) правителя Марада;
переданы.
Месяц поедания газелей;
год, когда города Симурум (и) Лулубум были разрушены в g-й раз
В день 12-й [воспроизводится, как и во многих работах других авторов, в работе Канга (Kang 1972)].
В основном мы узнаем о существовании надсмотрщиков и правителей, производителей и пастухов, шумерском календаре и даже о повторяющемся разрушении городов от клерков и бухгалтеров. Они в первую очередь были заинтересованы в сохранении правильной системы учета газелей и ягнят, а не в создании эпической истории своего времени. Из этих свидетельств следует, что их храмы были всего лишь декорированными хранилищами, а описывали это в большей степени клерки, чем жрецы. Но тем не менее это были важные склады, находившиеся в самом центре производственно-распределительного цикла. Списки фиксировали отношения производства и перераспределения, а также социальные права и обязанности, особенно в отношении собственности. Более сложные списки также фиксировали меновую стоимость различных товаров. В отсутствие денежного обращения они сосуществовали с драгоценными металлами как общепризнанные средства обозначения стоимости. Склады были в самом центре шумерских организаций власти. По всей видимости, боги были фундаментальными защитниками таких складов. В рамках склада права частной собственности и центральное политическое господство сливались в единое целое, выраженное как набор печатей и в конце концов как письменность и цивилизация сами по себе. Позднее письменность была превращена в рассказывающую мифы религию. Но ее первой и всегда основной целью были стабилизация и институционализация возникновения двух сливавшихся авторитетных (authority) отношений: частной собственности и государства. Это был технический вопрос, подразумевавший отдельную специализированную позицию писца. Грамотность не распространялась даже среди правящего слоя в целом. Все более абстрактная природа письменности могла сделать ее все менее понятной для любого, кроме писца.