Исток зла
Шрифт:
Фургон, конечно же, стоял шагов за двадцать от входа в мечеть.
— Черт, почему не подогнали фургон ко входу?! — Старший группы БЭИ набросился на полицейских, прикрывавших на всякий случай головы.
— Сэр, тут полно припаркованных машин. Места нет.
— Убрать! Уберите машины, чтобы мы могли подогнать фургон ближе!
Полицейский — типичный патрульный, ирландский здоровяк, с сомнением покачал рыжей головой.
— Сэр, вы уверены, что это законно?
— Черт, мне наплевать. Скажите, что они были припаркованы без оплаты!
Полицейский скептически оглядел улицу — все парковочные автоматы тут уже давно разграбили.
— А как мы будем убирать машины, сэр? У нас же нет эвакуатора.
— О Мадонна, просто откатите их руками! Сделайте что-нибудь полезное, наконец!
Полицейский тяжело вздохнул — ему чертовски не нравилось происходящее здесь, буря, поднятая в стакане воды этим мелким мексиканским
— Шмитц, Генри, давайте подвинем машину, — решился полицейский.
Ближе всего ко входу был припаркован старый «Бьюик», в нем не было встроенных противоугонных систем, и его легко вскрыть, снять со стояночного тормоза и откатить в сторону. Но как только полицейский открыл дверь машины, пронзительно взвыла сирена сигнализации, добавив еще толику нервозности в и так уже перегретую атмосферу депортации.
На шум из полицейского фургончика выскочила лейтенант Баффур.
— О’Хара, — закричала она, перекрыв даже сирену, — как вы думаете, что вы делаете? Оставьте машину в покое!
— Мэм, нам приказали это сделать.
Рядом стоял Кабрера (помогать толкать он и не думал), и гнев и так уже издерганного лейтенанта полиции нашел новую цель.
— Кабрера, какого черта?!
— Нам надо освободить место для нашего фургона!
— Ну, так и освобождайте!
— Нужно откатить машину, я приказал…
— Черт, моим людям приказываю я и никто другой! Мы обеспечиваем вашу работу, но это не означает, что кто-то из полицейских должен вскрывать машины! О’Хара, закройте немедленно машину и вернитесь на свой пост! А вам, уважаемый сэр, если нужно убрать машину в сторону, делайте это сами!
— Лейтенант, мы на одной стороне.
— К сожалению!
Оно и понятно — БЭИ сделает свое дело, напишет отчет и умоет руки. А копам потом разбираться со взбудораженным черным районом.
В унынии Кабрера вернулся под защиту деревянных стен мечети.
— По улице идти больше двадцати метров.
В мечети воцарилось молчание, нарушенное стуком еще одного камня, попавшего в двери.
— Сэр, эти двадцать метров нам придется не идти, а бежать.
— Может быть, вы позволите мне выступить и попрощаться с правоверными, которые приходили ко мне сюда и внимали слову Аллаха? — предложил мулла.
Кабрера в бессилии посмотрел на агентов АТОГ. МакДугал ухмылялся.
— Сэр, на вашем месте я бы внял голосу разума.
Удивительно, но улица успокоилась, не до конца, конечно, как только первым вышел мулла. Сам Мантино не раз бывал в буйных черных кварталах, каких в изобилии и в столице страны Вашингтоне, и если бы он не видел это своими глазами, он бы не поверил тому, кто рассказал бы ему про это. Скандал в черном районе — это больше, чем скандал, тут полно живущих на велфере [34]молодых людей, которые просыпаются в двенадцать часов дня, потому что тусили под магнитофон и выкрикивали рэп всю ночь. Они носят балахоны и спущенные чуть ли не до колен штаны стиля «обосрался и иду», у них всю дорогу возле уха пристроен дешевый магнитофон, включенный на полную громкость и ежесекундно вышибающий из головы остатки мозгов. Они с трудом окончили бесплатную муниципальную школу, в которой на окнах решетки, а на входе металлоискатель и охранник с револьвером, многие из них уже успели отбыть уголовное наказание «как несовершеннолетние». Им совершенно нечего делать в этой жизни, они не работают и не пытаются найти постоянное место работы, они меняют талоны на бесплатные продукты питания на понюшку кокаина, они всегда готовы на мелкое преступление, а если подвернется выгодная и в их понимании относительно безопасная возможность, то и на крупное. Они не уважают ни закон, ни государство, ни общество, но считают, что общество и государство должно обеспечивать их велфером по факту их рождения, и велфером таким, чтобы можно было жить, не работая. В их песнях говорится о доступных женщинах, наркотиках и убитых полицейских, и каждый раз, когда возникает скандал, да еще и скандал с участием полиции, они готовы принять в нем самое активное участие. Побить стекла, перевернуть машины, а потом подать в суд с бесплатным, предоставленным правозащитниками адвокатом, если полицейский огреет их дубинкой по хребту. Они все чаще и чаще принимают ислам, потому что ислам — это круто, ислам — это полные отморозки, которые воюют против государства, взрывают и убивают солдат этого государства и идут на смерть сами. Их становится год от года всё больше и больше, потому что в черном квартале рожают детей по пьянке, чтобы получить потом пособие на ребенка, а мамашам часто бывает по четырнадцать лет. Они — новое лицо Североамериканских Соединенных Штатов, они шумны и анархичны, их очень много, и зачастую для того, чтобы их успокоить, приходится вызывать SWAT.
Но никогда агент Мантино
— Мир вам! — воскликнул мулла.
Толпа еще заметней утихла, потом послышались выкрики: «И вам мир!»
— Так получилось, что я вынужден покинуть эту страну навсегда и не смогу больше направлять вас по истинному пути…
Толпа вновь зашумела, но мулла воздел обе руки к небу, призывая к тишине в несколько театральном жесте. И толпа снова повиновалась ему.
— Да, так получилось, что меня не будет с вами. Но Аллах остается с вами, с теми, кто верит в него. Так живите, опасаясь наказания его, и так, как велит Книга. Сражайтесь, но не преступайте, ибо Аллах не любит преступающих, и об этом тоже говорит Книга. А теперь перестаньте бросать камни и грязь, опустите свои руки, ибо рядом мечеть, ваш дом, и тому, кто приедет вместо меня, потом придется убирать всё это.
— А когда кто-то приедет вместо вас?! — выкрикнул громко кто-то.
— Думаю, скоро. Аллах не оставит вас без заступничества.
После этой, на удивление мирно закончившейся операции муллу препроводили в аэропорт и там сопровождали до посадки в самолет Нью-Йорк — Санкт-Петербург. Агенты МакДугал и Мантино решили, что самое время перекусить. В САСШ, как ни в какой другой стране мира, кроме разве что Италии, это легко сделать — они заехали в заведение, торгующее цыплятами по рецепту полковника Сандерса, купили острую куриную грудку [35]навынос и сейчас наворачивали ее, сидя в машине на стоянке заведения.
— Что за хреновину мы делаем? — спросил Мантино, пытаясь глотком колы погасить горящий во рту пожар.
— Что ты имеешь в виду?
— Сегодняшнюю ситуацию. Тот парень, священнослужитель — я первый раз видел, чтобы кто-то мог так успокаивать толпу. Если мы его выдворили, то зачем? Чтобы негры шли и дальше воровали по мелочи? Чтобы был погром? Нам вообще нужно спокойствие на улицах или не нужно? Какого хрена?
— Знаешь… — МакДугал немного помолчал, решая, стоит ли доверяться напарнику или нет, — я тебе скажу одну вещь, только это должно остаться между нами. Чтобы ты понимал, с чем мы имеем дело, о’кей?
— Могила, — заверил Мантино, — мог бы и не предупреждать.
— Мало ли… Так вот — в Вашингтонском офисе ФБР был парень, который работал по программе КОИНТЕЛПРО-Крест. Один из самых опытных контрразведчиков, его перебросили с наблюдения за римским посольством. Его звали Кейт Коннор, может быть, слышал мельком. Так вот, через год СРСники вывалили нам на стол его снимки и записи аудиоконтроля, как он ходит в подпольную православную церковь. И исповедуется русскому священнику. В исповедях он ничего не сказал, но сам понимаешь, что агент, работающий по программе Крест, в православную церковь ходить не должен. Его вызвали на комиссию по служебной этике, решили показательно раскатать в блин, чтобы неповадно было другим. Потом, когда его понизили до специального агента и отправили в какой-то занюханный полевой офис в центре страны… короче, мы с ним сидели и пили пиво в баре. Конечно, у нас в Бюро есть поганая традиция, когда кого-то объявляют отверженным, он и становится отверженным, но мне на это всегда было плевать. Я его тогда и спросил: а на хрена? На хрена ты, старший агент, который через пару лет вполне мог стать инспектирующим агентом, а в перспективе и заместителем директора, спустил в сортир свою карьеру? Он помолчал, но потом ответил. Он сказал: «Знаешь, Джек, я не хочу погружаться всё глубже в дерьмо, захлебываясь в нем, и делать вид, что ничего не происходит». У него было двое сыновей, младшему восемь. И вот мальчонка в один прекрасный день пришел из школы, а Кейт позаботился и отдал парня в хорошую школу, и сказал, кем он хочет быть в будущем. Он сказал, что хочет быть геем и что у них в школе каждую неделю преподают уроки толерантности. А там, на этих уроках, говорят, что геи — хорошие люди, что всем надо дружить с геями, рассказывают сказки про детей, которых усыновили два добрых папы. А когда Кейт бросился в церковь — он был протестантом, — то падре сказал ему, что всё правильно, что даже они теперь регистрируют гражданские сожительства между представителями сексуальных меньшинств [36]. То же самое ему сказали и в католическом храме. И лишь православный священник, который приехал сюда проповедовать из России и против которого Коннор должен был работать, сказал, что это — страшный грех перед Господом и растление детей. И посоветовал, что делать и как воспитывать ребенка, чтобы его не коснулась эта мерзость. Собственно говоря, с этого все и началось, он угрожал подать на школу в суд и забрал оттуда сына, информация попала в Министерство юстиции, в отдел, который занимается вопросами служебной этики. Минюст быстро установил, что речь идет об агенте ФБР из контрразведывательного отдела, и передал информацию в СРС для оперативной разработки. Ну а СРС не упустит случая ткнуть нас носом в грязь.