Истоки державности. Книга 1. Бояре Рюрика
Шрифт:
– Ну что, закон исполнили – пора в путь!..
– Да, пора, – согласился Градимир, и славяне, поставив паруса, направились к родным берегам: ладьи руян и русичей с изрядно поредевшим войском – к своему побережью, а бодричи и вагры на бывших ладьях данов – к своему, и только Цедраг на своём судне замешкался. Он смотрел на удаляющиеся ладьи, и на лице его возникло недовольство:
– Не по нраву мне этот Оскол, хотя, надо признать, воин он отменный, – Цедраг посмотрел назад, туда, где боролся с волнами Остромысл.
– Чего так? Ведь он нас спас, – не понял Траскон.
– Много
– Так у его отца Годослава был удел. И он твой брат…
– Эта земля сейчас под моей дланью, а насчёт брата… – после паузы Цедраг добавил: – Надо ещё посмотреть – мой ли он?
– Как ты думаешь, князь: почему Славомир находится в темнице у императора франков, а не княжит у бодричей?
Цедраг недоумённо пожал плечами:
– Почему?..
– Не простил ему народ ему союз с данами. Не поддержали его бодричи в его делах неправедных, а без этого править тяжко.
– Народ не поддержит – поклонюсь в ноги франкскому императору Людовику. С его поддержкой нам сила данов будет не страшна.
Траскон внимательно посмотрел на князя, и это не ускользнуло от него:
– Что смотришь?
– Как ты похож на своего отца!
Князь Цедраг самодовольно улыбнулся:
– Он многому чему меня научил. А сейчас скажи людям, чтобы свернули парус – на вёслах пойдём.
– Зачем? Под парусом-то быстрее…
– Я тоже не боюсь нарушить закон.
Глава 5
(819 г. от Р.Х.)
– Не спеши! Не спеши! – прерывисто дыша, тихо шептала служанка, которую камергер императора Людовика Бернар, приобняв, затащил в тёмный угол недалеко от императорских покоев.
Он целовал её голые груди, а руки настойчиво поднимали подол её платья.
– А вдруг император зайдёт?
– Не волнуйся, глупышка! Он сейчас молится, – успокоил девушку камергер и долгим поцелуем заставил её замолчать.
– Бернар! – раздался грозный окрик.
В проёме двери стоял император франков Людовик:
– Ты всё никак не утихомиришь свою похоть?!
Нисколько не смущаясь, девица опустила подол своего платья, и на ходу пряча под одеждой свою голую грудь, выбежала из комнаты. Бернар, потупившись, принял почтенную позу:
– Я весь во внимании, государь!
– Бернар, я устал от мирской жизни и поэтому принял решение постричься в монахи 3 .
– Помилуй, государь! Государство без правителя, что новорождённый без титьки.
3
Огорчённый смертью любимой жены Ирменгарды император решил удалиться в монастырь.
Император надменно приподнял голову:
– Alea jacta est! – произнёс он на латыни, что означало – жребий брошен. – Империя в надёжных руках моих сыновей. Так что не медли и собирайся в путь! Много людей не бери, только охрану. Выезжаем сегодня же…
– А куда направляемся, государь?
– Мой друг Бенедикт Анианский 4 посоветовал мне монастырь в пригороде Вероны. Данная обитель особо отличается праведностью бытия и служению Господу.
Озабоченный и расстроенный этой неожиданной прихотью Бернар шёл по императорскому замку в Ахене, направляясь к комнатам, где отдыхали воины, охраняющие дворец. В одном из коридоров он нос к носу столкнулся со своим братом Госельмом – графом Руссильоном. По его яркому румянцу на щеках и по нетвёрдой походке было видно, что тот изрядно пьян:
4
Монах Бенедикт Анианский был главным советником по церковным вопросам Людовика в бытность его королём Аквитании, королевства, которое в составе империи, возродил Карл Великий.
– Бернар, ты куда спешишь? Выпей с нами! – граф показал на закрытую дверь за своей спиной. – Я сейчас ещё принесу вина.
– Некогда веселиться, Госельм! Беда! Император Людовик решил удалиться в монастырь!
– А тебе-то что? – развязно улыбнулся брат. – На то он и государь! В его власти делать то, что он хочет.
– Как ты не понимаешь? На кого останется империя? На его сыновей? Они и сейчас не ладят друг с другом, а потом и вообще дойдёт до войны.
– Нам ли её боятся?!
Бернар в ярости схватил брата за грудки:
– Власть императора – это власть одного человека. И его прихоти и несправедливости – это несправедливости и причуды тоже одного… С этим можно смириться. А если в государстве смута и полно правителей, то зла будет во сто крат больше, беды не обойдут стороной никого, могут пролиться реки крови, и можно запросто потерять то, что уже имеешь.
– А может в этой неразберихе получится и прихватить что-нибудь ещё, а? – Госельм щёлкнул пальцами у себя над головой.
Бернар отпустил брата:
– Ты пьян и не видишь дальше своего носа.
– Наоборот, я трезв. А вот когда я принесу ещё вина, то тогда может быть…
Госельм повернулся и, покачиваясь, пошёл прочь.
Бернар толкнул дверь, из которой вышел брат. За столом, вальяжно развалясь, сидели три графа: Ламберт Нантский, Матфрид Орлеанский и Вельф Баварский. Судя по виду, Вельф был самым трезвым, и поэтому Бернар обратился к нему:
– Император Людовик выразил желание посетить монастырь рядом с Вероной. Ваше сиятельство, распорядитесь насчёт охраны. Выезжаем сегодня же.
Едва граф Баварский скрылся за дверью, Бернар продолжил:
– Вы бы прекращали с выпивкой – император не любит пьяных, а вам придётся его сопровождать.
Матфрид, подняв голову, гордо произнёс:
– Моя рука в любом состоянии способна держать меч.
Бернар сдержал улыбку и вышел, не прикрыв полностью за собой дверь.
– Ты слышал, что он сказал? Людовик направляется в Верону, – услышал Бернар голос графа Нантского. Камергер остановился и прислушался.
– А тебе-то что из этого? – спросил Матфрид довольно грубо.