Истоки Нила
Шрифт:
Со смирением, которое облетала мысль о том, что четырех Шэдвелловских десяток на всю жизнь не хватит и, как ни растягивай вечер, все равно рано или поздно они опять окажутся у него в квартире, Боб пошел вместе с ней за дверь.
Так и случилось. На следующий день в середине утра после отъезда Норин Боб оказался в прекрасном настроении, но без цента в кармане. Он раздумывал над возможностью получить аванс у своего агента, Стюарта Эммануэля, крохотного подвижного человечка, чьи глаза за двойными линзами походили на большие черные пуговицы на туфлях, и тут зазвонил телефон. ЭСВ [экстрасенсорное восприятие] это было или не ЭСВ, но звонил Стюарт собственной персоной, он пригласил его на ленч.
– Рад, что хоть _кто-то_ из ваших клиентов получает деньги, - сказал Боб в высшей степени нелюбезно.
– О, это не мои деньги, - сказал Стюарт.
– Это деньги Дж.Оскара Резерфорда. Один из главных его людей - нет, не Джо Тресслинг, я знаю, что вы позавчера с ним встречались, да, я знаю, что из этого ничего не вышло, это совсем другой человек - Филлипс Энхалт. Я бы хотел, чтоб вы пришли.
Так что Боб оставил вчерашнюю недоваренную жрачку в морозилке и с крайне слабой неохотой отправился на встречу со Стюартом и Филлипсом Энхалтом, о котором прежде никогда не слыхивал. Первое рандеву подразумевало выпивание в баре, чье название ему тоже ни о чем не говорило, но стоило ему зайти внутрь, как он понял, что это тот самый бар, в котором он был позавчера, и тут ему стало не по себе, вдвойне не по себе, ведь он бессердечно позабыл, почти совсем, о том, что там произошло. Сразу стало ясно, что бармен об этом не забыл. Однако, по всей видимости, он убедился, бросив настороженный взгляд на эту троицу, что они не представляют собой большой угрозы в плане страхования, поскольку никаких замечаний он не высказал.
Энхалт оказался мужчиной средних размеров с довольно приятным, немного растерянным, выражением лица и серо-стального цвета стрижкой en brosse [под бобрик (франц.)]. "Мне очень понравился ваш рассказ", - сказал он Бобу и тем самым тут же нарушил неглубокий сон маленького брюзги, обитавшего в писательском сознании Боба. _Конечно_ (завопил он), я _прекрасно_ понимаю, какой именно рассказ вы имеете в виду, ведь, в конце концов, я написал один единственный рассказ за всю свою _жизнь_, а потому никаких иных определений для "_вашего рассказа_" не требуется. Мне понравился ваш _роман_, м-р Хэмингуэй. Мне очень понравилась ваша _пьеса_, м-р Кауфман.
Стюарт Эммануэль, знавший извилистые пути сознания писателей так же хорошо, как цифры в выписке из своего банковского счета, ловко ввернул: "Полагаю, м-р Энхалт имеет в виду "Нераздосадованных на море".
С твердой вежливостью м-р Энхалт опроверг это высказывание. "Я знаю, что он получит премию, - сказал он, - и намерен его прочесть, но я имел в виду "Зеленую стену". Так уж случилось, что этот совсем коротенький рассказик тринадцать раз отсылали обратно, а потом его приобрел за ничтожную сумму журнал, подбиравший обычно остатки крушений, но он принадлежал к числу тех, которые Бобу нравились больше всего. Он улыбнулся Филлипсу Энхалту, Филлипс Энхалт улыбнулся ему, Стюарт просиял и заказал выпивку.
Официант, принесший бухалово, передал Бобу Розену сложенный листок бумаги. "Его оставила дама", - сказал он. "Какая дама?" - "Блондинка". Литературный агент и работник по рекламе улыбнулись, обменялись подходящими к случаю замечаниями, а Боб скользнул взглядом по записке, заметил, что почерк - его собственный, не разобрал, что там написано, скомкал ее и запихал в карман.
– М-р Энхалт, - сказал Стюарт, уставившись на своего клиента темными глазами под большими веками, - занимает весьма значительное положение в компании Резерфорда: у него угловой кабинет.
Мягкая, чуть усталая улыбка Энхалта, который сменил тему и заговорил о своем доме в Дариене и о том, как он сам лично над ним трудится. Меж тем они покончили с напитками и пешком отправились в ресторан в нескольких кварталах от бара.
Боб испытал невероятное облегчение, заметив, что Энхалт не стал заказывать яиц-пашот с тертым шпинатом, мелко нарезанной солонины или чего-нибудь в такой же степени простого, полезного, отвратительного и в некотором роде подавляющего склонности самого Боба. Энхалт заказал утку, Стюарт - бараньи котлеты, а Боб выбрал рубец с луком.
– Джо Тресслинг говорит, что вы собираетесь написать что-нибудь для сырной программы, - сказал Энхалт, когда они начали приводить в беспорядок блюдо с солениями. Боб слегка приподнял брови, улыбнулся. Стюарт с мрачной задумчивостью разглядывал внутренности маринованного помидора, как бы повторяя про себя: "Десять процентов от 17 долларов 72 центов, права Монегаск на детектив".
– В нынешнее время в Соединенных Штатах едят больше сыру, чем двадцать пять лет назад, - продолжал Энхалт.
– Гораздо, гораздо больше... Из-за рекламы? Такой, как "Час тети Кэрри?" Повлияла ли она на вкусы публики? Или... вкусы публики переменились, скажем, по иным причинам, а мы просто скользим вместе с волной?
– Человек, который смог бы ответить на этот вопрос, - сказал Боб, позавчера умер.
Энхалт сделал выдох. "Откуда вам известно, что он это мог?"
– Он так сказал.
Энхалт, державший в руке недоеденный маринованный огурчик, осторожно положил его в пепельницу и наклонился вперед. "Что еще он говорил? Старик Мартенс, я хочу сказать. Вы ведь _имеете в виду_ старика Мартенса, верно?"
Боб сказал, что так и есть, и добавил, неумышленно солгав, что ему предлагали за подобную информацию тысячу долларов, но он отказался. Не успел он поправиться, как лицо Энхалта, обычно чуть розовое, приобрело чуть ли не красный цвет, а глаза Стюарта Эммануэля стали огромными и засверкали; оба они в один голос сказали: "_Кто предлагал?.._"
– Что выходит из трубы?
Стюарт пришел в себя первым (Энхалт сидел, уставясь в одну точку и ничего не говорил, пока краска отливала от его лица) и сказал: "Боб, это не шутка. По этой причине мы здесь и встретились. Тут замешаны очень большие деньги, для тебя, для меня, для Фила Энхалта, для, ну, для всех. Практически для всех. Так что..."
У него вырвалось. "Для Т.Петтиса Шэдвелла?" - спросил Боб.
Это произвело, как говорили в доатомную эпоху, электрический эффект. Стюарт издал нечто среднее между стоном и шипением, очень похожее на звук, который издает человек, доверчиво спустивший штаны и вдруг совершенно неожиданно севший на льдинку. Он вцепился в руку Боба. "Вы ничего, упаси Боже, не _подписывали_?" - провыл он. Энхалт, который в прошлый раз покраснел, теперь побелел, но по-прежнему сохранил некоторую застенчивость, а потому лишь положил руку на обшлаг пиджака Боба.
– Он - хам!
– сказал он дрожащим голосом.
– Он - свинья, м-р Розен!
– "Презреннейший из всех людей на свете", - процитировал м-р Розен. ("Именно", - сказал Энхалт.)
– Боб, вы, упаси Боже, ничего не _подписывали_?
– Нет. Нет. Нет. Но у меня появилось ощущение, что секретов с меня вполне хватит. И если я не получу информации, что ж, господа, я и пуговицы не расстегну.
– Подошел официант с едой и согласно правилам и обычаям союза официантов подал каждому не то блюдо. Когда они с этим разобрались, Стюарт доверительно сказал: "Да, конечно, Боб. Информация. Ну разумеется. Нам нечего скрывать. Скрывать от _вас_, - сказал он со смешком.
– Давайте беритесь за еду. Я буду есть и говорить, а вы ешьте и слушайте".