Историческая хроника Морского корпуса. 1701-1925 гг.
Шрифт:
Если во время принятия пищи в столовую залу входил директор корпуса В.А. Карцов, горнист играл сигнал «Внимание», по которому все вставали, дежурный офицер выходил навстречу и рапортовал, что воспитанники завтракают или обедают. Виктор Андреевич нередко бывал в столовой зале и интересовался качеством питания кадетов и гардемаринов. Старые кадеты со смехом вспоминали, как осенью 1914 года воспитанники только лишь успели сесть за обеденные столы, чтобы начать завтрак, как горнист подал сигнал «Внимание», все вскочили и встали по стойке смирно. Быстрым шагом в залу вошел директор капитан I ранга В.А. Карцов и сразу же направился к крайнему столу шестой роты, к самым юным кадетам, и обратился к воспитаннику Леониду Погодину
Столовая зала, также как и в прошлые годы, зимой по-прежнему использовалась для занятий по строевой подготовке, репетиций парадов и сокольской гимнастики.
В делах В.А. Карцов проявлял необыкновенную энергию, добиваясь, чтобы воспитанники Морского корпуса получали необходимы объем знаний и практических навыков, соответствовавших требованиям их будущей суровой службы. В результате целого ряда преобразований, проведенных в период его руководства учебным заведением, качество подготовки будущих офицеров было признано достаточно высоким. Многие выпускники во время Первой мировой войны проявили себя тактически грамотными и решительными командирами. Однако учебное заведение тем не менее не решало проблему недокомплекта офицеров на кораблях флота. Директор корпуса принял решение готовить и выпускать мичманов не в шесть лет, как это было раньше, а в пять. При этом основные учебные предметы и программы были полностью сохранены. Пришлось пожертвовать уроками танцев и частично гимнастики. Но вместе с этим В.А. Карцов ввел обязательные уроки плавания (2 раза в неделю) в открытом при нем громадном плавательном бассейне в стенах Морского корпуса. По сути, это был первый закрытый плавательный бассейн столицы.
В корпусе высоко ценили справедливость своего директора, для которого не существовала избитая формула «начальство всегда право». При нем произошел случай серьезного и принципиального конфликта гардемаринов с ротным командиром. Конфликт не перерос в тяжелую по своим последствиям историю только благодаря своевременному и справедливому разбору происшествия самим директором. Офицер оказался не прав и был вынужден уволиться из Морского корпуса.
Продолжали недолюбливать Виктора Андреевича лишь воспитанники, дежурившие по кухне, за его привычку экзаменовать их у большого звездного глобуса, когда они приносили в директорский кабинет очередную пробу пищи. Память и познания у контр-адмирала были феноменальными.
Вся история Морского кадетского корпуса полна случаями конфликтных ситуаций воспитанников со своими командирами, причиной обострений коих являлась не строгость начальства, а его несправедливое отношение к кадетам и гардемаринам. Однако отметим, что большинство директоров учебного заведения всегда объективно разрешали подобные конфликтные ситуации.
Русский моряк, последний гардемарин Морского корпуса Борис Борисович Лобач-Жученко в своих мемуарах о годах своей юности вспоминал о «бунте» кадетов младшей роты против несправедливости офицера-воспитателя лейтенанта Страховича, прозванного воспитанниками Манькой. В сентябре 1914 года кадеты 6-й роты, руководствуясь принципами корпусного товарищества и братства, решили «обложить» ненавистного офицера и не отвечать в строю на его приветствие перед фронтом: «После чая и молитвы, когда он обратился к нам – „Спокойной ночи, господа “, – мы все промолчали, если не считать одного, который загудел не то ослом, не то козлом. Он еще раз: „…Господа“ – и еще раз промолчали…
Ночью
Вернувшись после завтрака в помещение роты, увидели ожидающего нас командира роты, капитана 1-го ранга Берлинского, произнесшего пламенную речь о том, что „в нашей благородной морской семье завелась паршивая овца“, и без излишней скромности повторил свое любимое и всем надоевшее: „Мне и государю-императору таких не нужно!“ Красноречивое увещевание просить извинения у Страховича ни к чему не привело. Не распуская фронта, ротный по телефону пригласил заместителя директора по строевой и хозяйственной части генерал-майора А.А. Есаулова, безрезультатно пугавшего нас, что это не проступок, а преступление. В конце концов, генерал приказал всю роту оставить без отпусков до корпусного праздника 6 ноября, но, если кто из кадетов извинится перед лейтенантом Страховичем, того можно увольнять по субботам в обычном порядке. Собрание кадет решило не извиняться и сидеть без отпуска. Помню, что кадеты прыснули смехом, когда генерал Есаулов скомандовал: „Зачинщики, три шага вперед, шагом марш!“ Вся рота четко выполнила команду и сделала три шага. Разговор о зачинщиках всегда вызывал смешки. Все вспоминали идиотские слова инструкции для часовых внутреннего караула Зимнего дворца: „…Если ко дворцу подойдет толпа мерзавцев – бить стекла и стрелять в зачинщиков…“
Проходят две недели, и в субботний день, по окончании учебных занятий, смотрим, кадет Канин переодевается в парадное, является к дежурному офицеру и получает увольнительный билет.
Когда Канин вернулся в воскресенье из отпуска, его сразу же пригласили в курилку, где вершились наши ротные дела, и спросили, почему ему дали отпуск. Он признался, что просил прощения у лейтенанта Страховича, что, будучи влюбленный в одну гимназистку, не выдержал… Решили: с Каниным не разговаривать. Его и пальцем не тронули, считая кулачную расправу не отвечающей традициям Корпуса. Проходит еще две недели, никто не словом не обмолвился с провинившимся, не ответил ни на один его вопрос.
Как-то вечером, после чая и молитвы, нас оставляют во фронте, и является ротный, генерал Есаулов и директор Корпуса, сопровождающие начальника штаба Балтийского флота вице-адмирала Канина. Адмирал здоровается с ротой, ему громко и тепло отвечают. Держит речь – он сам де окончил Морской корпус, чтит его славные традиции и прочее, и прочее, но позволяет себе просить нас простить его сына. Прощается с нами и со своей свитой уходит.
Все в курилку. Мнение одно – не прощать, с Каниным по-прежнему не разговаривать.
В скором времени его перевели в младшую роту, тем более что он сильно отставал в науках и был туповат. В роте бытовали двустишия на преподавателей, начальство и самих кадет, так называемые „журавли“. На преподавателя физики капитана 2-го ранга А.М. Толстопятова, очень доходчиво объяснявшего самые трудные вопросы своего предмета, ходил такой „журавлик“: „Толстопятов нам читает – даже Канин понимает!“
Как только узнали о его переводе в шестую роту, туда ходоки с наказом – с Каниным не разговаривать! И кадеты не разговаривали. Пришлось вице-адмиралу забрать своего сына из Морского корпуса».