Историческая хроника Морского корпуса. 1701-1925 гг.
Шрифт:
Из отпуска по воскресеньям воспитанники приносили в корпус тревожные, смутные слухи о борьбе Думы, и даже общества, с властью, рассказы об усталости страны и армии, о всяких сплетнях, расползавшихся по Петрограду. Бывая в городе, кадеты и гардемарины воочию убеждались, насколько напряженным и удрученным стало настроение в обществе. У всех в разговоре одно: «Когда же кончится эта война! Слишком долго тянется, слишком ужасна!» В народе росло недовольство всем и вся.
Иностранцы, осуждая русских, отмечали странную психологию у этого загадочного народа, способного на жертвы, подвиги, но быстро поддающегося унынию и отчаянию при неудачах, заранее считающего, что к ним должно прийти все самое худшее.
В декабре 1914 года
Промышленность и сельское хозяйство приходили в упадок. В столице уже не хватало хлеба и основных продуктов питания. Холодные снежные метели закружили над Россией. Люди устали, везде слышались унылые речи, и все они – о проклятой войне. Все говорят или думают об одном: бессмысленно продолжать бойню. Болезненный пессимизм отмечался не только в народе, но и в гостиных столичных аристократов, где часто бывали гардемарины Морского корпуса. Оттуда в учебное заведение приносились подслушанные беседы, «дворцовые тайны» и салонные сплетни.
Французский посол Морис Палеолог в воспоминаниях приводит содержание беседы у княгини Г. с неким Б., тот в припадке пессимистического и саркастического настроения сказал: «Эта война окончится как „Борис Годунов“ … Вы знаете оперу Мусоргского? Борис, измученный угрызением совести, теряет рассудок, галлюцинирует и объявляет своим боярам, что он сейчас умрет. Он велит принести себе монашеское одеяние, чтобы его в нем похоронили, согласно обычаю, существующему для умирающих царей. Тогда начинается колокольный звон, зажигают свечи, попы затягивают погребальные песнопения, Борис умирает. Едва он отдает душу, народ восстает. Появляется самозванец – Лжедмитрий, ревущая толпа идет за ним в Кремль. На сцене остается только один старик, нищий духом, слабый разумом, юродивый, и поет: „Плачь, Святая Русь православная, плачь, ибо ты во мрак вступаешь“… Мы идем к еще худшим событиям… У нас даже не будет самозванца, будет только взбунтовавшийся народ, да юродивый, будет даже много юродивых!»
Но воспитанники Морского корпуса не падали духом, они верили в победу, в отечественный флот, стоящий на страже водных границ России. Верили в то, что весной начнется небывалое, общее с союзниками, наступление. Сомнений в близкой победе над врагом у воспитанников не было. Старшие гардемарины мечтали о том, чтобы скорее получить офицерские погоны и принять участие в войне.
30 июля 1915 года, в день рождения цесаревича Алексея, воспитанников старшей гардемаринской роты произвели в мичманы. Традиционные летние плавания кораблей Учебного отряда корпуса из-за военных действий в Балтийском море отменили. 5-ю роту воспитанников разместили в летних лагерях на побережье Финского залива, вблизи Петергофа. Они занимались шлюпочными учениями, хождением на веслах, под парусами и такелажными работами. А 2-ю гардемаринскую роту отправили специальным поездом по железной дороге во Владивосток. В пути каждое утро дежурный горнист обходил вагоны и играл побудку. В вагонах находились корпусные офицеры-воспитатели, они следили за выполнением установленного дорожного режима и воинской дисциплиной.
Воспитанники вспоминали: «Занятия в поезде отсутствовали, но несколько раз мы должны были брать высоты солнца из окна вагона. Мы любовались мощной красотой сперва Урала, потом необъятной Сибири и воочию увидели все величие и красоту нашей
По прибытии во Владивосток под звуки оркестра Сибирского полуэкипажа строем мы прошли в казармы, показавшиеся нам неуютными. Нам пришлось пробыть в них около недели – суда не были вполне готовы, чтобы нас принять. Сам город нам показался захолустным, но его китайские кварталы нас очень заинтересовали.
Первая смена роты плавала на транспорте „Ксения“, вторая – на заградителе „Монгучай“ и четырех миноносцах. Через месяц смены менялись. На „Ксении“ проходили занятия по всем частям. С большим интересом мы относились к обучению работы донным тралом, определяя рельеф и природу морского дна. Интересно было посещение Русского острова: осматривали золотоносные рудники и видели промывку руды, знакомились с бытом рыбаков-корейцев, живущих на своих незатейливых суденышках, поразивших нас примитивностью оснастки (деревянный якорь, снасти из морской травы).
После „Ксении“ заградитель „Монгучай“ показался нам образцом чистоты и порядка. На нем и на миноносцах мы постоянно ходили, занимаясь штатными корабельными работами, судовождением, стрельбами, несли вахты и дежурства. В конце второго месяца мы все были собраны на „Ксении“ и пошли в Японию. В пути мы попали в тайфун и едва не погибли. „Ксения“ была мало загружена и, попав в „глаз тайфуна“, ее начало сильно бить и бросать на волнах. На беду еще лопнул штуртрос, и несколько гардемарин с лейтенантом-механиком, с опасностью для жизни, несколько часов ловили обрывки цепи, чтобы ее склепать. Выбравшись из тайфуна, взяли курс на Котэ – ближайший большой порт в Японском море… Население нас встретило приветливо, и его любезность удвоилась, когда японцы узнали, что мы не „американ“, а „рус“…»
В напряженной обстановке прошла для директора Морского корпуса контр-адмирала В.А. Карцова зима 1915/16 года. Традиционного корпусного бала 6 ноября на сей раз не устраивали, но разрешили устроить концерт, доход от которого и деньги, отпускаемые на устройство ежегодного бала, передали на подарки матросам судовых команд действующего флота. Война не помешала приподнятому настроению выпускников корпуса, они пребывали в состояние радостных хлопот по примерке офицерского обмундирования, разборке вакансий, распределяемых для большинства мичманов по жребию. Только первый десяток лучших гардемаринов пользовался правом выбора по своему желанию и усмотрению места будущей службы.
Выпуск 1916 года состоялся в зале Морского министерства. После оглашения приказа морской министр зачитал письмо императора, в коем Николай II высказывал свое огорчение невозможностью покинуть ставку и лично поздравить выпускников. Мог ли тогда предполагать директор Морского училища Виктор Андреевич Карцов, что выпуск 1916 года будет последним выпуском корабельных гардемаринов российского императорского флота?
Война. Россия погибала. Страна огромных возможностей постепенно погружалась в пучину глубокого национального кризиса. Голодными и холодными стояли ее города, пустыми и безмолвными – деревни. Многочисленные займы не могли поправить расстроенные финансы страны.
Петроград встречал Новый, 1917 год – третий год войны. Невеселой и тревожной стала эта встреча. В квартирах холодно, лица горожан печальны. Продукты с каждым днем дорожали. Царствовали и наживались спекулянты. Народ возмущался, возникали драки, разъяренные толпы избивали спекулянтов, ругали правительство. А оно долго и нудно обсуждало вопрос, кто же должен отвечать за продовольствие в Петрограде и не следует ли ввести твердые цены на хлеб. Топлива не хватало не только для жилищ, но и для предприятий города. В учебных заведениях занятия практически прекратились – термометр показывал в них всего 6-8 градусов тепла. Разруха, голод, политический кризис, падение авторитета правительственной власти достигли последнего критического предела. Во всех бедах народ винил царя и его ближайшее окружение.