Историческая культура императорской России. Формирование представлений о прошлом
Шрифт:
Для Толстого очевидно, что сочинения Пушкина понятны только узкому кругу европеизированных русских – это был их праздник, они-то и есть общество. Итак, просвещенная часть населения предлагала свой вариант прошлого, в том числе и через визуализацию его. Изначально значим оказывался, может быть, не столько сам памятник, сколько его словесная и ритуальная поддержка, творящая миф. Миф и выводит монумент в поле общественной памяти – тем самым он становится символом мифа, напоминаето нем. Видимый образ прежде всего не должен противоречить мифологическому нарративу.
Левитт утверждает, что самым долговечным наследием Пушкинских торжеств
культурную, а не политическую или религиозную национальную идентичность, независимую как от царя, так и от церкви – традиционных оснований, на которых формировались представления русских о самих себе [1508] .
1508
Brooks J.When Russia Learned to Read: Literacy and Popular Literature, 1861–1917. Princeton, 1985. P. 317.
Хотелось бы переакцентировать: сформировавшаяся к этому времени новая идентичность визуализировалась в такой форме (постольку поскольку такая возможность предоставлялась современной культурой). Этот праздник национальной идентичности произошел не сразу. Его начинали готовить еще в 1820-х годах, когда в Архангельске был поставлен памятник Ломоносову. Для идентичности искался знак. С одной стороны, нематериальные символы доступны лишь немногим. С другой – памятник без стоящих за ним ценностей оказывался мертвым. Но через памятник ценности являли себя, они приписывались ему и усваивались окружающими в процессе открытия: открытие оказывалось инициальным актом, превращавшим факт в событие.
Что не получилось в первых трех случаях? Вынести событие за пределы места и времени, придать ему масштабность. Не получилось и потому, что не сразу была осознана приоритетность этой задачи, и потому, что такой процесс рецепции саботировала сама власть. Но правильное понимание проблемы: важна не только сама установка памятника, а введение его в поле общественного мифа – нарастает от прецедента к прецеденту.
В случае пушкинского памятника миф предшествовал событию. Результаты такой последовательности были ошеломляющи.
Я имею основание думать, что он [праздник] устроился сам собою, а вовсе не благодаря распорядителям. Его устроило одушевление, разом охватившее всех… В течение нескольких дней сотни тысяч народа перебывали у памятника и стояли около него толпами. Народ, конечно, недоумевал, за что такая честь штатскому человеку. Многие крестились на статую. Спустя две недели, кажется установилось мнение, что человек этот «что-то пописывал, но памятник ему за то поставлен, что он крестьян освободил». По крайней мере я слышал это от многих простых людей и разумеется не разуверял! Да, никто не ожидал, что так выйдет! Думали, что выйдет по старым образцам, что будет маленькое торжество, которому официальные лица придадут некоторую импозантность. А вышел «на нашей улице праздник»… [1509]
1509
Незнакомец[ Суворин А.С.]. Недельные очерки и картинки // Новое время. 1880. 29 июня (11 июля). С. 2.
Свидетельства некоторого смятения тем, что получилось, приводятся во многих газетах. Итоговая формула звучала так: «осмыслившее себя общественное мнение». То есть перед лицом этого памятника Россия поняла себя. Восторг был не результатом, а условием: все время искался повод для воодушевления. Так было с энтузиазмом вокруг предложения о памятнике Гоголю. Собранная сумма вовсе не была огромной по сравнению с предыдущими чествованиями. Но теперь техническому моменту приписывалось символическое значение.
Для понимания культурных механизмов коллективной памяти эта история, однако, ключевая: до 1880 года существует не практика, а только возможность практики монументальной коммеморации. Пушкинский праздник выявил необходимые и достаточные условия ее эффективной реализации. Лев Толстой не хотел замечать, что Пушкин стал предписанным местом памяти и инструментом европеизации народа. Более того, он стал частью обязательного прошлого; именно этим можно объяснить ажиотаж в книжных магазинах в 1887 году, когда в газетах появились описания драк за разрекламированное дешевое издание Пушкина [1510] , выпущенное по истечении 50-летнего срока авторского права.
1510
30-е января в книжном магазине «Нового времени» // Новое время. 1887. 31 января. С. 2.
Массовое празднование столетия Пушкина в 1899 году было проведено государством с использованием уже наработанных практик, в том числе переименования улиц, открытия именных библиотек и школ, назначения стипендий и премий. С конца XIX века процесс открытия памятников уже активно шел по всей стране.
Мы рассмотрели скорее только одну, неофициальную линию культурной коммеморации в России, посвященную покойным писателям как воплощениям национального гения (в слове). Наряду с монументами представителям династии и военачальникам эти скульптурные сооружения стали естественной (материальной) частью исторического сознания и исторического воображения дореволюционной России.
Список трудов Ирины Максимовны Савельевой
2011
Неклассическое наследие. Андрей Полетаев/ Савельева И.М. (ред.) М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2011.
Савельева И.М.«Уроки Памяти» в академической корпорации // Мир историка. Вып. 7 / В.П. Корзун, С.П. Бычков (ред.). С. 63–80.
Савельева И.М.Что случилось с «Историей и теорией»? М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2011. 44 с. (Серия WP6. «Гуманитарные исследования»).
Савельева И.М., Полетаев А.В. Социальная организация знаний о прошлом: аналитическая схема // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. Вып. 35. М.: ИВИ РАН, 2011. С. 7–18.
Савельева И.М.Классики в исторической науке: «свои» и «чужие» // Историческая наука сегодня: теории, методы, перспективы / Л.П. Репина (ред.). М.: Изд-во ЛКИ, 2011. С. 491–515.
2010
Савельева И.М., Полетаев А.В.История в системе социального знания. Способы постижения прошлого // Методология и теория исторической науки / М.А. Кукарцева (ред.). М.: Канон-плюс, 2010. С. 50–84.