Историческая культура императорской России. Формирование представлений о прошлом
Шрифт:
Здесь декларируется новый способ проявления любви к Отечеству – не с оружием в руках, а служа просвещению оного. Причем традицию пытаются представить гораздо более репрезентативной, чем она есть на самом деле (три памятника на бескрайние просторы). Дальше следует оправдание выбора героя – и как всегда оно мотивируется заслугами героя в области словесности. «Подобно трем поименованным писателям, и Крылов неизгладимо врезал имя свое на скрижалях Русского языка».
Прежние памятники, возводимые по инициативе местного дворянского общества, ставились в городах, связанных с происхождением героев. Постановка нового памятника в центре империи требовала некоторых объяснений – Петербург объявляется местом славы. Заканчивается обращение формулировкой эстетической задачи памятника. Крылов в итоге был изображен
распространить… народность на всю словесность не позволила ограниченность такого рода поэзии, как басня: это впоследствии совершил А.С. Пушкин. Итак, за Крыловым остается слава русского народного поэта [1477] .
Власть конструирует предмет, который должен вписаться в традицию, таким образом проявляя заинтересованность в этой традиции и как бы «примеряясь» к тому, как можно ее использовать. Отрицательный результат тоже дает повод для анализа. Из народного поэта Крылова национального героя не получилось. «Одомашнивание» увековечения поэтов продолжалось. Появление памятника переставало быть событием, переводилось в бытовую практику, словесное и ритуальное оформление редуцировалось, символическая составляющая нивелировалась. Так, еще два памятника поэтам – Жуковскому в Поречье (1853) и Кольцову в Воронеже (1868) – были установлены без особых затей, в рамках «семейных» торжеств.
1477
Рощупкин Н.Иван Андреевич Крылов как русский народный баснописец // Празднование в Воронеже столетнего юбилея И.А. Крылова 2 февраля 1868 г. Воронеж, 1868. С. 53.
В исследованиях, посвященных памятнику Пушкину, неизменно указывается, что мысль о его создании появилась непосредственно после смерти поэта. Однако все ранние свидетельства говорят о надгробном памятнике, а вовсе не об общественном монументе. История создания общественного памятника Пушкину запечатлела попытку 1855 года. Докладная записка была составлена в министерстве иностранных дел (по ведомству которого когда-то числился Пушкин) и подписана коллежским асессором Василием Познанским и еще 82 чиновниками.
…Памятники, воздвигнутые уже Ломоносову, Карамзину и Крылову, свидетельствуют, что мы, Русские, подобно всем просвещенным народам, признательны к плодотворным заслугам наших великих писателей; в отношении, однако, гениальнейшего из наших поэтов, пробудившего дивными песнями столько прекрасных чувств и стремлений в соотечественниках, столько сделавшего для Русского слова, эта признательность не имеет пока внешнего выражения: Пушкину не поставлено еще памятника! [1478]
1478
Цит. по: Левитт М.Ч.Литература и политика: Пушкинский праздник 1880 года. СПб., 1994. С. 46.
Результатом инициатива не увенчалась, но важно отметить уже сложившиеся элементы соответствующей риторики: русские, вписанные в семью просвещенных народов; присущая этим народам традиция выражать память именно подобным образом; заслуги героя в области словесности, предполагающие общественную благодарность; ряд прецедентов, которые дают основания для возведения монумента.
Памятник и склеп в Святогорском монастыре ветшали, что вызывало возгласы отчаяния. В «Русской беседе» в 1859 году появляется очерк писательницы Н.С. Соханской (Надежды Кохановской) «Степной цветок на могилу Пушкина».
У Пушкина нет памятника! <…> Двадцать первый год наступил со дня роковой кончины нашего первого великого поэта, и что же мы сделали в память его? Ничего. И неужели пройдет и двадцатипятилетие, этот условленный срок времени, когда правительство и общественная жизнь привыкли признавать и запечатлевать наградами услуги людей, заявивших себя на поприще государственной деятельности и общественного блага, – неужели пройдет это двадцатипятилетие со дня смерти Пушкина, и, в стыд себе, наша общественная благодарность ничем не поклонится на могилу родного великого поэта? [1479]
1479
Кохановская[ Н.] Степной цветок на могилу Пушкина // Русская беседа. 1859. Кн. 17. Т. 5. Критика. С. 74.
Год спустя другой автор, полемизируя с оценками Пушкина в духе реальной критики, не менее патетически восклицал:
Нет, Пушкина у нас любят, как только можно любить отжившего деятеля почти через четверть века после его смерти! <…> Где же тут холодность? Неужели наша публика холоднее к Пушкину, чем немецкая к Гёте или английская к Байрону? Да и какими же путями может у нас выражаться любовь к поэту? – памятниками, юбилеями что ли? Но ведь и Мольеру памятник поставлен не сейчас же после смерти, и Шиллеру юбилей праздновался только в сотую годовщину его рождения [1480] .
1480
Крестовый поход наших передовых журналов на Пушкина // Светоч. 1860. № 8. С. 7 (3-я паг.).
Эта необходимость временной дистанции от личной смерти до общественного поминания – фиксация очень важного момента в работе механизма культурной памяти. Буквальным ответом на этот риторический вопрос в том же 1860 году оказались действия выпускников Царскосельского лицея, решивших на своем ежегодном собрании инициировать постановку памятника Пушкину. Была получена на то благосклонность государя, распорядившегося поставить памятник в уединенном Лицейском саду – придав ему таким образом невнятный то ли общественный, то ли частный статус. Подписка на сооружение памятника была открыта по всей России. Всего за десять лет было собрано 17 114 рублей, и дело как-то само собой прекратилось.
Следующая попытка опять исходила из лицейской среды. На встрече 19 октября 1869 года К.К. Грот предложил возобновить вопрос о памятнике, для чего назначить специальный комитет, который весной 1871 года и был утвержден. Комитет не столько продолжал начатый прежде процесс, сколько запускал его заново. На самотек в этот раз дело пущено не было, действовать начали технологично, широко разрекламировав мероприятие и используя (частным образом) административный ресурс: были напечатаны специальные книжки для регистрации пожертвований и организована система рассылки их по ведомствам и регионам. Изменение предполагаемого места постановки памятника, по мысли комитета, также должно было активизировать подписку. Памятник перемещался в Москву. Новое место давало памятнику право претендовать на общенародный, а не «полусемейный» лицейский статус. Вопрос о постановке памятника дебатировался и в комитете, и в обществе, но решено все было на высочайшем уровне.
Активное участие в подготовке к открытию памятника в Москве приняло Общество любителей российской словесности (ОЛРС), имевшее богатый опыт организации юбилейных литературных праздников. Из-за смерти императрицы Марии Александровны церемония открытия была перенесена, но остановить процесс уже было нельзя. На мероприятие к 6 июня 1880 года в Москву прибыл принц П.Г. Ольденбургский, министр народного просвещения А.А. Сабуров и дети Пушкина. По всей Российской империи день празднования был объявлен неучебным днем. Накануне в Москве прошел торжественный акт в присутствии всех официальных лиц, на котором были представлены более сотни делегаций от разных городов и учреждений с приветственными адресами.