Исторические очерки Дона
Шрифт:
Царицын отстоялся от Пугачевских толп. Пугачев, потерпев неудачу под Царицыным, пошел к Черному Яру. Здесь он окопался. В его стане было неблагополучно. Наблюдавшие за ним донские казаки говорили между собою:
— Конечно, он не государь.
— Разве такие государи бывают?
Когда Пугачев показывался на валу, казаки из осаждавших его полков кричали ему:
— Здорово, Емельян Иванович!
Пугачев отворачивался и скрывался в палатке.
— И всего боится, — говорили казаки. — Нет!.. Не государь он.
Каждую ночь сотни людей уходили из стана Пугачева.
С севера наступала армия генерала
Пугачев кинулся искать спасения в Яицкое войско. Там казаки схватили его и выдали генералу Михельсону.
Скованного по рукам и по ногам Пугачева в большой клетке повезли в Москву. Нечесаный, с косматыми отросшими волосами, с бородою в лохмах, в разодранной рубахе, в нагольном тулупе, как дикий зверь сидел Пугачев в клетке. Таким увидел его граф Панин, когда Пугачева привезли на тот двор, где Панин стоял со своим штабом.
— Кто ты таков? — спросил Пугачева Панин.
— Сам, чаю, лучше моего знаешь — Емельян Иванович Пугачев, — ответил, мрачно насупившись, Пугачев.
— Как же ты смел, вор, назваться Государем?
Пугачев как бы про себя пробормотал:
— Я не ворон. Я вороненок, а ворон еще летает. Гляди, еще и тебе глаза выклюет!
В Москве Пугачев во всем покаялся. Когда вывели его 10 января 1775 г. на Лобное место в Кремле, окруженное несметными толпами народа, Пугачев перекрестился, сделал несколько земных поклонов, поклонился в землю народу и говорил прерывающимся громким голосом:
— Прости, народ православный!.. Отпусти мне, в чем я согрубил перед тобою!.. Прости, народ православный!.. Прости!!
Потом сам кинулся на плаху. Палач сразу отрубил ему голову.
Глава XIV
Сто лет перед казнью Пугачева на той же самой кремлевской площади палач четвертовал другого донского казака — Степана Тимофеевича Разина.
Сколько красивых, задушевных песен сложили казаки и Русский народ о Разине! Сколько мест на Волге носит его имя! Он остался в народной памяти.
О Емельяне Ивановиче Пугачеве — ни песен, ни сказаний, ни сказок, ни названий — ничего.
Казаки Зимовейской станицы просили о перенесении станицы на другое место, и о переименовании ее. Казаки хотели самое имя Пугачева стереть из своей памяти, как позорное и позорящее имя донского казака. Станицу перенесли на другой берег реки и переименовали в Потемкинскую. Дети и родичи Пугачева получили имя Сычевых. Имя Пугачева угасло на Дону.
Яицк, Яицкое войско и река Яик были переименованы в Уральск, Уральское войско и реку Урал.
Народ не хотел ничего вспоминать того, что было связано с Пугачевым.
Почему? Разве не был Пугачев подобен Разину? Разве не хотел он так же, как и Разин, «тряхнуть Москвою», да и не только Москвой, но и самим державным Петербургом. Почему же народный и казачий суды одного оправдали и воспели, другого осудили и забыли?
Кто был Разин? Свой… Казак… Молодчина… Гулебщик, «воровской атаманушка»… Воевал Персидское царство! Город Ферабад взят! Богатую чужую добычу собрал, и уже такой ли богатый в Астрахань пригрянул — любо-дорого смотреть! Нищую братию деньгами наделял. Никем не брезговал. Душа нараспашку. Ну — да! Возил потом так, для «большого случая», юношу в черной черкеске, «царевича Алексея Алексеевича». Так ведь каждый знал, что это только «так», для простого Русского народа. Ну, спился!.. Нашумел не в меру, набезобразил на Дону… Пришлось его утихомирить, выдать Москве. Но Разин не обманывал. Был Степаном Разиным, гулял, как донской казак Степан Разин и кончил Степаном Разиным. Он был казаком…
Совсем другое был Пугачев. Вся его деятельность была построена на лжи и обмане.
Он и начал с обмана. С чужих людей, с яицких казаков. Это они «из грязи сделали князя». Трясти Москвою и Петербургом шел не донской казак Емельян Пугачев — это было бы лихо! Но шел законный Император Петр Федорович отнимать Императорскую корону от Императрицы Екатерины Алексеевны. И ее же приказывал поминать на обедне, как свою супругу!
Ложь!!
Чего только ни наобещал Пугачев в своих посланиях казакам и «оказачиваемому» им народу.
«Жалую вас рекою Яиком с вершины до устья». «Жалую морями, травами, денежным жалованьем»… Вместо того — три года кровавых боевых скитаний по заволжских степям и лесам, неистовые казни, убийства, кровопролитные бои. Вместо благодатного края — дотла разоренные станицы и деревни, поруганные алтари церквей, нищета и голод.
Пугачев говорил и писал не как лихой казак — гулебщик, но как Государь Император: «Бог за мою прямую к нему старую веру вручает мне царство по-прежнему»… В пригороде Осы он торжественно заявляет городским жителям: «Подушных денег, ни рекрут брать не буду» — и тут же потребовал на свою службу в войско по расчету одного из шести мужиков.
Идя свирепым помещичьим погромом по Волге, указал дворян «ловить, казнить и вешать» — он в то же время поучает: «От дворян лучше все деревни отнять и определить жалованье, хотя бы и большое».
Сознавал, что, как государю, ему без дворян не обойтись. Начал с обмана Пугачев и продолжал обманом и ложью. Оставил о нем народ Русский лишь одну нелестную для него поговорку: «Мели, Емеля — твоя неделя»…
Народ Русский и казаки шли не к Пугачеву и не за Пугачевым, но шли к Государю Петру Федоровичу, который будет править по правде и облегчит крестьянам их долю, а казакам Яицким и Донским вернет их вольности. Когда же казаки увидели, что никакого государя нет, но есть буйный казак Пугачев, его и выдали властям.
Императрица Екатерина II, в награду Войску Донскому за его непоколебленную верность и помощь при преследовании и пленении Пугачева, приказала в 1775 году назначить 65 казаков, «самых лучших и способнейших в оборотах казацких» и отправить их в Москву в почетный конвой Императрицы. Эти казаки были потом переведены в Петербург и составили Лейб-гвардии казачий эскадрон. Эскадрон этот дал основание Лейб-гвардии Казачьему Его Величества полку.
По приказанию Потемкина, заведовавшего всеми казачьими полками, атаман Иловайский для того, чтобы всегда иметь под рукою надежный и хорошо обученный полк постоянной службы, собрал в том же 1775-м году из всех станиц войска тысячный полк, получивший наименование Атаманского.